Родной берег

Все же она удивительное создание! Дитя правды. Если она будет рядом, в его жизни не останется места самодовольству и праздности. Дни будут яркими, а ночи теплыми. Ларри вспомнил ее обнаженное тело, порозовевшее в свете газовой лампы, и ощутил, как по жилам струится благодарность. Неужели все так просто? Кто-то скажет, что это основа всего. Если вам хорошо в постели, любовь никогда не уйдет.

От пива и этих умозаключений на душе полегчало. Захотелось общения. Если повезет, завтра Нелл получит письмо и к концу дня будет с ним. Ему так много нужно ей сказать. Но ждать завтрашнего дня в одиночестве не хотелось. Можно, например, добраться до Кенсингтона и навестить отца. Хотя нет, есть идея получше: он заглянет к Тони Армитеджу.

Мастерская Тони находилась на Валмар-роуд, по другую сторону Денмарк-Хилл. Скорее всего, он там. Ларри наглухо застегнул пальто и вышел на заснеженную улицу. Валмар-роуд не так уж далеко, но найти ее непросто. Колокола пробили семь, когда он позвонил в дверь.

Из верхнего окна высунулась голова Армитеджа.

– Кто там?

– Ларри.

– Черт побери! Сейчас спущусь.

Он распахнул дверь, впуская друга.

– Неделю сижу безвылазно. Холод собачий.

Ларри пошел следом по голой лестнице в мансарду.

– Есть у меня нечего, – предупредил Армитедж, – но бренди, может, остался.

Огромная комната с большим окном на север служила Тони и мастерской, и кухней, и ванной – благодаря единственной кухонной раковине, приспособленной для различных нужд; дальше, за закрытой дверью, находилась крохотная спальня. Электрическая лампочка под потолком горела тускло – либо маломощная, либо напряжение упало. В скудном свете виднелись кое-как расставленные картины, большинство из них незаконченные.

– Руки опускаются, – объяснил Армитедж. – Ведь знаю прекрасно, что хочу написать, а увижу, что получилось в итоге, и руки опускаются.

Не спрашивая у Ларри, зачем тот пришел, он протянул ему чашку с бренди. Ларри разглядывал холсты.

– Но у тебя такие хорошие работы, – искренне удивлялся он.

Даже в слабом свете он видел, что работы друга пышут жизнью. В отличие от его собственных. За последние два года Ларри отточил мастерство, но, глядя на картины Армитеджа, он впервые с ужасающей ясностью понял, что никогда не станет настоящим художником. Разумеется, он знал, какая техника помогает Армитеджу добиваться подобной выразительности, но отдавал себе отчет, что дело не только в технике. В его картинах, особенно портретах, сквозило интуитивное знание тончайшей сложности самой жизни.

– Это так хорошо, – повторил он. – Ты талант, Тони.

– Я даже больше чем талант, – скромно согласился Армитедж. – Я настоящий. Потому и мучаюсь. Это все, – он обвел рукой мастерскую, – ерунда. Однажды я покажу тебе, на что способен.

Ларри заметил два портретных эскиза.

– Это Нелл, – узнал он. На одном наброске она смотрела на зрителя, но как будто не видела, играя в привычную недоступность. – Нелл как она есть.

Теперь он понимал, зачем пришел. Хотелось с кем-нибудь поговорить о Нелл.

– Ей трудно усидеть на месте, – объяснил Армитедж, – и у нее слишком гладкая кожа. Я люблю морщинки.

– Кажется, я в нее влюблен, – признался Ларри.

– В Нелл все влюблены, – отмахнулся Армитедж. – Такая у нее роль по жизни. Она муза.

– Сомневаюсь, что она хочет быть музой.

– Конечно, хочет. Зачем еще ей крутиться вокруг художников?

Ларри рассмеялся. Тони Армитедж, едва достигший двадцати одного года, с буйными кудрями, которые лишь подчеркивали его лицо мальчишки, явно хотел выглядеть циничной богемой.

– Да тебе-то почем знать? Ты едва школу закончил.

– При чем тут возраст? Мне было семь, когда я понял: у меня есть талант. А в пятнадцать уже знал, что стану одним из великих. Не пойми превратно: я в курсе, все это – жалкие школьные потуги. Но дай мне еще лет пять, и ты перестанешь смеяться.

– Я не смеюсь над твоими работами, Тони. Я восхищаюсь. Но не уверен, что готов признать твой авторитет в отношениях с противоположным полом.

– О, девчонки, – презрительно хмыкнул Армитедж.

– Тебя не интересуют девушки?

– Интересуют в известном смысле. Человеку надо есть, пить и все такое.

Ларри снова не сдержал смеха. Но непоколебимая уверенность юноши в собственной одаренности впечатляла. Юности вообще свойственна заносчивость, но в данном случае Ларри чуть завидовал Тони и его вере в себя.

– Боюсь, я ввязался в отношения куда более сложные, чем ты, – хмыкнул Ларри. – По крайней мере, с Нелл. – И вдруг выложил остальное. – Она говорила тебе, что я предложил ей выйти замуж?

– Нет, – удивился Тони. – Почему?

– Потому что хотел на ней жениться. А еще потому, что она была беременна.

– Нелл сказала тебе, что беременна?

– Уже нет. У нее был выкидыш. Полагаю, не стоило об этом рассказывать. Но сейчас она в порядке.

– Нелл сказала тебе, что у нее был выкидыш?

– Да.

Армитедж странно посмотрел на него:

– И ты поверил?

– Да, – удивился Ларри. – Я знаю, Нелл иногда ведет себя странно, но врать она не станет. Она одержима правдой.

Армитедж продолжал пялиться на Ларри: