Родной. Чужой. Любимый

– Этой ночью ты сделал меня женщиной.

Рубашка выпала из рук и мягко спланировала на пол, лёгкой лаской касаясь босых ног. Тёма вздрогнул от этого ощущения, а может, от осознания того, что натворил.

Он наклонился, поднял рубашку, сунул руки в рукава и вышел прочь. Не взглянув на Флоранс. Это было выше его человеческих сил.

После долгого ледяного душа Артём немного пришёл в себя. Но в голове по-прежнему было пусто. Если только позволить мозгу снова начать работать, неминуемо придётся принять то, что произошло этой ночью.

А Тёма был пока не готов.

Сначала он выпьет кофе. А уж после подумает, какой он идиот, и что с этим делать.

– Флоранс у нас ночевала, – это был не вопрос – утверждение.

Оттянуть неприятный момент ему не позволила мама. Она стояла у кофеварки и смотрела прямо на него. Артём открыл дверцу кухонного шкафчика и достал кружку, выигрывая себе секунды.

– Тём… – как только прикрываться дверцей и дальше стало невозможным, мама взяла его в оборот.

– Я дебил, мам, ты это хотела услышать?! – изнутри вырывалось раздражение, и он не мог его сдержать. Осознание накатывало лавиной. Он всё испортил. Собственными руками, точнее своим грёбаным отростком, которым он и думал.

Как можно было их перепутать?!

– Прости, – тут же выдохнул он и подошёл к матери. Она раскинула руки и приняла его в ласковые объятия. И неважно, что Тёма уже на две головы выше, мамины объятия давали ощущение тепла и надёжности.

– Думаю, вам стоит побыть какое-то время вдали друг от друга, остыть, подумать… Вы оба как лесной пожар, слишком легко вспыхиваете, а потом не можете остановиться, сжигаете всё вокруг. И себя самих тоже. Вот наделаете ошибок, поумнеете, тогда сможете услышать друг друга… – мама говорила негромко и успокаивающе, при этом гладя Артёма по голове. Прямо как в детстве.

Мама была права. Она всегда была права, даже если иногда не хотелось это признавать.

– Доб’рое ут’ро, – Флоранс вошла неслышно и застыла в дверном проёме.

На ней была Тёмина голубая рубашка, которая потрясающе смотрелась на фоне белой кожи и тёмных волос. Что уж там спорить, Флоранс была красива. Хоть какое-то утешение. Артём криво усмехнулся.

Мама со значением посмотрела на него, приподняв брови, а затем повернулась к гостье:

– Доброе утро, Флоранс. Что ты пьёшь по утрам?

– ‘Ромашковый чай, пожалуйста, – француженка подошла ближе, повиливая округлыми бёдрами, едва прикрытыми его рубашкой.

Сексуальная кошечка. И как она умудрилась оказаться девственницей?

Нет, это неправильная формулировка, как Артём умудрился стать её первым мужчиной? Он даже не собирался с ней спать.

Вся эта ситуация была такой глупой, что Тёма расхохотался. От безысходности. И тоски.

Следующие два дня он пробовал звонить Алине. Просто не мог иначе. Внутри всё ещё жила надежда на что-то. На что именно, Артём и сам не смог бы объяснить. Но из трубки раз за разом слышались короткие гудки.

Похоже, его отправили в «чёрный список».

Что ж, поделом. Он достаточно наделал, чтобы это заслужить.

Снова пришло письмо по электронной почте. Его ждали на собеседование утром в понедельник. Мечта сбывалась. Артёма ждала работа штатного спецкора (специального корреспондента) центрального телеканала страны. Он будет летать в горячие точки и освещать военные действия, уличать стороны в нарушении условий перемирия, искать подставы, помогать пострадавшим.

Вот он – тот самый шанс сделать мир лучше. Об этом Тём так долго мечтал. Так почему же в душе так муторно, словно там разом обделались все помойные кошки Анапы?

Накануне отъезда, вечером, к нему в комнату пришла Флоранс. Тёма избегал её эти дни, не зная, что сказать. Надеялся избежать разговора, но раз уж пришла сама, придётся поговорить.

– Привет, – он опустился на край кровати, указывая девушке на один из стульев, – проходи, садись.

Она была какая-то странная, осунувшаяся и бледная, словно флёр самоуверенной красотки сошёл, обнажив её настоящую – хрупкую, ранимую девушку.

Флоранс опустилась на краешек стула и подняла на Тёму огромные синие глаза.

– Ты меня никогда не сможешь полюбить? – вдруг спросила она, быстро опустив веки, под которыми блеснула влага.

Вот только женских слёз ему сейчас не хватало.

Подтверждая догадку, Флоранс шмыгнула носом, но тут же вскинула подбородок и гордо взглянула на Артёма.

– Ты не думай, я не буду на тебя вешаться и цепляться. Я пришла, чтобы спросить. Если ты скажешь, что шансов нет, я уйду и больше тебя не побеспокою.

Всхлипнула снова.

Что-то всплыло на задворках сознания о журавле, синице и небе, но Артём отмахнулся от мысли, не позволяя ей развиться. Флоранс выглядела такой хрупкой и беззащитной. В нём поднимался инстинкт мужчины – помочь, защитить, успокоить.

Он достал из верхнего ящика комода носовой платок и протянул Флоранс. Как удачно, что мама не переставала их сюда складывать, хотя сын уже давно вырос.

Ладони на какое-то краткое мгновение соприкоснулись, рука Флоранс дрогнула и выронила платок. Девушка ойкнула и склонилась за ним.

Он вдвойне идиот.