Родной. Чужой. Любимый

Единственный раз Артём запротестовал, когда Флоранс захотела устроить свадьбу в Анапе. Он бы предпочёл Москву или даже Лондон, надеясь, что Алина откажется приехать. Но невеста настаивала на своём с непонятным упрямством и даже подключила будущую свекровь.

– Тём, ты собирался ставить родителей в известность, что женишься? Или надеялся, мы сами догадаемся? А может, рассчитывал, что не догадаемся, и ты сумеешь провернуть это по-тихому? – мама сердилась по-настоящему. Артём мог это определить по голосу, который становился по-деловому сухим.

– Мам, прости, забегался… – наверное, он плохой сын или даже жених, потому что предстоящая свадьба ну никак не воспринималась чем-то настолько существенным, чтобы устраивать из этого грандиозное событие. Артём бы вообще предпочёл расписаться без шумихи и гостей и улететь на недельку куда-нибудь в тропики.

Но он понимал, для Флоранс – всё иначе. Для неё это важно.

– Значит так, мы с твоей невестой… – мама выделила это слово голосом, и Тёма понял, что она ничего не забыла и с радостью всыпала бы ему ремня за то, как он поступил с Алинкой. И даже не стала бы слушать его оправданий.

В их общем с Алиной детстве Тёма всегда должен был уступать или искать компромисс, потому что «она – девочка, а ты – мужчина». Именно так и никак иначе.

– Мам, я не буду играть свадьбу в Анапе, – перебил её Тёма, проявляя упорство, продиктованное… малодушием?

– Нет, будешь! – упрямство он унаследовал от мамы, но ему оно досталось уже серьёзно разбавленным. – Но приедешь один и пораньше, чтобы поговорить с Алиной. Если вы не помиритесь… – она замолчала, и Тёма услышал что-то похожее на всхлип.

– Мам…

– Нет, слушай меня, упрямец, ты достаточно морочил девочке голову. Раз уж тебе не хватило терпения дождаться Алину, значит, ты снова будешь её братом и ничем другим. Она только начала приходить в себя, и я не позволю тебе снова всё испортить, глупый мальчишка.

Она снова замолчала, и Тёма тоже молчал. В трубке слышалось только их дыхание, разделённое сотнями километров.

– Ты всё понял? – тихо шмыгнув носом, подвела итог мама.

– Да, – она была права, прежде чем жениться на Флоранс, он должен всё решить с Алиной. Им давно нужно поговорить. Сейчас, когда прошёл почти год, сделать это будет проще.

А значит, после командировки в Нагорный Карабах он сразу полетит в Анапу. Кажется, это называется закрыть гештальт – завершить действие, чтобы начать новое. Его гештальт – Алина, и пока он не закрыт, в жизни Тёмы не стоит ждать спокойствия.

Он будет испытывать вину, мучиться вопросами типа «а что если бы…», выслушивать претензии от родителей, в общем… лучше сделать, как говорит мама. Всем будет лучше.

Да и с Алиной нужно помириться, как-то перешагнуть через то, что было и попытаться жить дальше. Пусть как брат и сестра… раз на большее он не может надеяться.

Решено, он вернётся и всё уладит. В конце концов, они одна семья, а в семье должны царить радость и любовь.

Через два дня в самолёте Тёма пытался сосредоточиться на изучении документов, перепроверяя пункты плана, уточняя время и координаты. Эта миссия была очень важной. Сейчас в Карабахе идут поиски останков погибших, и их съёмочная группа будет участвовать в этом процессе.

Но мысли то и дело улетали в Анапу, в прошлое лето, когда он наконец обрёл своё счастье и тут же его потерял…

У взлётной полосы их встречали две военные машины. Тёма, как руководитель группы, первым сошёл с самолёта и пожал руку пожилому коренастому подполковнику Григорьеву, который оказался старым приятелем Петра Семёновича.

По дороге Григорьев проводил обычный инструктаж, куда можно соваться, а куда лучше даже не смотреть. Это было уже привычно, и Тёма смотрел на открывающийся постапокалиптический пейзаж – разрушенные здания, искорёженные дороги, обугленные остовы деревьев и разносимый ветром пепел. Всё это он видел в каждой своей командировке, но так и не смог привыкнуть.

Ребята в его команде подобрались тоже бывалые, только у оператора было меньше десяти командировок, все остальные уже перевалили этот первый юбилей.

Разменяв свою «десятку» Тёма совершил традиционный поход в бар, где обычно отдыхали сотрудники их редакции, и под дружный хор подбадривающих голосов осушил подряд десять шотов горящей самбуки. А потом пару раз наблюдал за другими новичками, проходившими ритуал, и вспоминал свои ощущения: горячо, опасно и нельзя останавливаться.

Именно так всегда и было в командировках.

Журналисты переговаривались с военными, слышался смех после пошлых шуточек режиссёра. Казалось, присутствовавшие в этом внедорожнике не замечали того, что творится снаружи.

Или делали вид.

Сначала Тёма почувствовал, как машина подпрыгнула в воздух, словно колесо наскочило на кочку или попало в глубокую выбоину. Клацнули зубы, прикусывая язык, рот заполнился горячей кровью.