Родные гнездовья

Выяснилось, что братья Кожевины давно собирали сведения об опасных мелях Поморского пролива и Печорской губы и предлагали проект установки на них судоходных знаков, способных облегчить проход морских судов из Архангельска в Кую. К проекту прилагались двадцатилетние сведения о ледовой обстановке в Печорской губе, препятствующей раннему открытию навигации.

Журавский, любивший во всем ясность и четкость, пообещал только одно: собственноручно представить проект генералу Корпуса гидрографов Андрею Вилькицкому.

— Господи, — обрадовался Кожевин, — и о нем, и о вас слухи хороши ширятся — в надеже будем, что проект не затуркают. Побежал собираться с вами, — вскочил обрадованный помор. — А олени надобны будут, так там брат Степан кочует.

Их маленькая экспедиция пополнилась очень нужным членом. Дмитрий был отличным мореходом и знал побережье Печорского моря не хуже, чем Никифор тундру.

На острове Матвеев их ждала интересная находка: как показали исследования, остров был сложен из верхнедевонских известняков, залегающих параллельно Пай-Хою. Это служило веским подтверждением гипотезы Чернышева, так как остров лежал на широте Вайгача и, по-видимому, на той же платформе.

К концу июля, когда все острова были обследованы, Журавский приказал Кожевину держать курс на Югорский Шар, где нашел когда-то Фритьоф Нансен силурийские отложения. Там они предполагали разделиться: Дмитрий должен был гнать карбас в Кую, а Никифору с оленеводами, кочующими на Вайгаче, предстояло пройти на северную оконечность острова и собрать там геологические образцы. За три экспедиции с Журавским Никифор научился самостоятельно различать многие окаменелости и отложения. Андрей со Шпарбергом намеревались произвести топографические съемки Хайпудырской губы и выйти к Вашуткиным озерам, к месту окончания прошлогоднего маршрута.

* * *

2 августа 1905 года карбас «Тундра» подплывал к Югорскому Шару, отделявшему остров Вайгач от материка. Ничто не предвещало беды. Разве только быстрый полет гагар к берегу да непонятное томление в груди людей.

— К вечеру будем в Хабаровке! — радовался Журавский. — Там должен ждать нас капитан «Ольги» Ануфриев. Кожедуб, Ель-Микиш, — обратился Журавский к проводникам, — давайте распределим снаряжение, упакуем коллекции в ящики. Ты, Михаил, напишешь на ящиках адреса. Иван Петрович поднимет карбас на борт «Ольги» с готовым грузом, да и Митяю не надо будет возиться с упаковкой у Ульсена.

— Дело, — согласился немногословный Шпарберг.

— Поспешать надо — вишь, птичи торопятся в гнезда, — мотнул Кожевин рыжей бородой в сторону берега. — Таколи Карло из Карского моря не пугнет нас — парус-то обвис.

Карло «пугнул» на закате солнца, а к ночи задул так свирепо, что разом оборвал цепь якоря и понес карбас с людьми в клокочущий океан, с треском ломая мачты, надстройки.

— Руль! Руль помогите держать! — кричал Митяй на корме.

— Никифор! — отдавал четкую команду Журавский. — К Митяю! Михаил, отчерпывай воду!

Сам Журавский увязывал ящики со снаряжением, с коллекциями и крепил их к шпангоутам на дне карбаса, спасая ценный груз, пытаясь улучшить остойчивость суденышка.

— Харч укутай брезентом! — кричал с кормы Митяй. — Харч спаси!

Однако совет опоздал: сухари, крупы, сахар, чай были залиты водой и превратились в месиво... Не удалось спасти и руль — сперва его вырвало из рук Кожевина и Никифора, швырнув их на борт так, что Ель-Микиш потерял сознание и был бы выброшен в море, не схвати его Митяй за полу малицы. Та же дьявольская сила выдернула руль из гнезда. Лишенная ветрил и руля, «Тундра» была в полной власти разбушевавшегося океана. Теперь усилия всех были подчинены одной задаче: беспрестанному отчерпыванию воды. Сменяя друг друга, забываясь на час-два в коротком сне, неделю носились они по океану.

— Где мы? — пытался понять сам и выяснить у Кожевина Журавский.

— Токо бог ведает! — отфыркиваясь от воды кричал в ответ Митяй. — На него уповать надоть! Крепись, робя! Крепись!

Митяй никак не мог понять, откуда берет силы Андрей — по-мальчишески тоненький, не в меру подвижный даже теперь, на седьмой день изнурительного труда на краю гибели. Михаил сдал так, что вахты они делили на троих. Заметно начал терять силы Никифор, старший из всех них.

Карский ветер стих на восьмые сутки так же внезапно, как и обрушился на карбас.

— Осподь-милостивец! — громко молился Митяй, вглядываясь в горизонт. — Неуж пронесло? Никифор! Подымись, глянь... — позвал он обессиленного кочевника.

Ель-Микиш вылез из «собашника», как зовут поморы низкую каюту карбаса, попытался встать на ноги, но не смог. Он опустился на колени, вцепился в борт и смотрел на узкую полоску земли на горизонте.

— Неуж Болванска Кошка?! — не верил своим глазам Никифор.

— От и я так думаю, — уверенно подтвердил Митяй. — Карло удул нас на то же место, откель мы почали путь. Однако и тут погинуть можно, — согнал радость с лиц опытный помор. — Ишь волны-то каки — размолотят нас без руля-то о скалы! Руль надо робить!