Родные гнёзда

Привязавшись к перепелам, я, помимо «певчих» экземпляров, живших в клетках, завёл у себя целое перепелиное хозяйство, для чего в моё распоряжение была отведена в подвальном этаже нашего деревянного дома комната с кирпичными стенами и полом, носившая наименование «каменной». В ней три года подряд у меня жило до трёх сотен перепёлок, начиная с едва вылупившихся из яиц цыплят и кончая грудастыми, величиной с хороший кулак взрослыми перепелами. Самочки-перепёлки, имевшие каждая по многочисленному потомству, вели себя при этом как настоящие куры-наседки, хлопотливо и заботливо путешествуя со своим потомством из одного угла огромной комнаты в другой и роясь в песке и соре, покрывавших пол «каменной». Цыплята — крохотные коричневые, пушистые шарики отличались невероятной подвижностью. Посредственные летуны, перепёлки «в пешем строю» замечательные бегуны, и я всегда с неослабевающим вниманием и изумлением, как на истинное чудо природы, смотрел, как едва вылупившиеся из яйца крошки, с ещё присохшей на задике скорлупой яйца стремительно выскакивали из гнезда, где только что появились на божий свет и, как молния, проносились через всю комнату к кормушкам, куда их призывала мать.

Проводя целые дни в перепелином обществе, я скоро настолько сжился и вошёл в их несложный обиход жизни, что по подсознательному чувству ребёнка, ближе стоящего к природе, чем взрослый человек, стал с первого взгляда различать перепела от перепёлки, знал каждого и каждую из них «в лицо», разбирался во всех оттенках их писка, словом, почувствовал себя полноправным членом перепелиного общества. Мои маленькие друзья, со своей стороны, настолько ко мне привыкли, что едва я входил в «каменную», как она наполнялась многоголосым радостным писком, и из всех гнёзд и углов на меня летели, сыпались и катились перепёлки всех цветов и размеров. Усевшись среди них на деревянное корытце-кормушку, я часами сидел в этом перепелином царстве, а по мне бегали, трепеща крыльями и густо покрывали голову, плечи и колени десятки больших и малых птичек.

Было совершенно очевидно, что они приняли меня в свою среду, как равноправного члена и больше не считали за человека, исконного врага и беспощадного истребителя их беззащитного перепелиного рода.

Умница-природа, учитывая эту беззащитность, дала перепелам единственный способ самозащиты, без которого они давно бы исчезли с лица земли. В птичьем царстве существуют виды, которые силой крыльев, клюва и когтей в состоянии защитить себя от зверя и себе подобных, в то время как от человека их спасает жёсткое и несъедобное их мясо. К этому виду принадлежат все породы хищных птиц, которые по этим причинам очень мало умирают насильственной и преждевременной смертью. Для сохранения на земле этой породы поэтому совершенно достаточно им нести в год по два яйца, которые им природа и определила.

Совсем другую картину мы видим среди птиц куриного семейства, к которым принадлежат перепела. Они плохо летают, не имеют ни острого клюва, ни когтей, благодаря чему являются лёгкой добычей всякого зверя, уж не говоря о человеке. К тому же, на их несчастье, природа наделила перепелов вкусным и жирным мясом. Не будь налицо мудрого божьего закона, по которому перепёлки несут в одно гнездо до 35 яиц, их давно бы уже не было на свете.

Над моим увлечением перепёлками родители и гувернёры вначале посмеивались и им забавлялись, как детской блажью, но затем, когда дело затянулось и я стал дичать, предпочитая птичье общество человеческому, старшие забеспокоились. Критическим моментом послужило столкновение между моим молочным братом Яшкой, сыном моей кормилицы, и мною. В свирепой драке с ним я пустил «юшку» из Яшкиного курносого носа за то, что обнаружил у него над кроватью умирающего перепела с окровавленной головой, которого Яшка по глупости засадил в канареечную клетку.

Моя гувернантка Мария Васильевна, несмотря на свои Бестужевские курсы, никак не могла понять, как я мог «из– за паршивой перепёлки» и притом мне не принадлежавшей, исколотить своего закадычного друга, с которым жил душа в душу со дня нашего рождения в один и тот же день и год. Помимо строгого наказания, которому я был подвергнут, это «возмутительное дело» было доведено до сведения отца, который назвал меня «психопатом» и приказал немедленно выпустить из «каменной» всех перепелов, а Моисеича, которого считал виновником моего увлечения, не пускать в усадьбу.

Ликвидацию «каменной» я произвел собственноручно, причём, несмотря на привычку, ещё раз был поражён тем, как мгновенно исчезла вся перепелиная команда среди стеблей просяного поля, куда я их выпустил. Особенного огорчения от этой операции я, впрочем, не испытывал, так как и до родительского приказа периодически освобождал перепёлок, достигших, по моему мнению, совершеннолетия, и даже, к возмущению Моисеича, «солистов», живших в клетках. Из-за этого у нас со стариком были неоднократные столкновения всякий раз, когда он обнаруживал, что из клеток исчезал какой-нибудь перепел, вокальные способности которого ему были хорошо известны.