Приходилось все же давать «добро» этим оркестрантам на выезд – а как же, ведь у них отнимали львиную долю заработанной за рубежом волюты. Но так было со всеми командировочными в то время.
О том, как заканчивалась в бывшем СССР карьера музыканта, мне рассказывал мой близкий друг Марк Лубоцкий, скрипач, победитель конкурса имени Чайковского 1971 года.
Последние свои гастроли ему никогда не забыть.
Он был послан на Дальний Восток нести в массы музыку и дальше на Сахалин. И вот в городе Находке или Корсакове Марк Лубоцкий дает скрипичный концерт. В барак, ветхое строение, доставшееся нам в наследство от японцев, согнали воинскую часть, и солдатики, шмыгая носами и дуя в ладони, слушали Паганини и Гайдна. А в первом ряду сидели степенные бабушки, обвязанные платками, в телогрейках и тихо поскрипывали спицами.
Солдатики, благодаря судьбу за то, что она послала им возможность хотя бы немного оттаять, хлопали в заскорузлые ладони и просили:
– Пожалуйста, музыкант, сыграй еще!
И музыкант играл, не жалея свои замерзающие пальцы и драгоценный итальянский инструмент – в бараке было все же теплее, чем снаружи, где бесновалась вьюга и угрюмо ревел океан.
При первой возможности Марк Лубоцкий переехал на ПМЖ сначала в Голландию, потом в Германию. Продолжает там концертировать, преподает.
Родина у нас – ведь она такая обширная, что же она не обойдется без одного какого-то скрипача?!
...И тут до меня доносится откуда-то из высших сфер пропетое чистым дискантом:
Шестидесятилетний юбилей Кирилла Петровича (1974 год) Нина устроила дома в камерной обстановке. Были приглашены ближайшие сподвижники Кондрашина: Борис Александрович Покровский с Ириной Ивановной Масленниковой, Дмитрий Дмитриевич Шостакович с женой Ириной Антоновной и Мстислав Леопольдович Ростропович с Галиной Вишневской. Из своих личных друзей Нина пригласила как свою давнюю университетскую подругу меня с мужем.
Вечер был незабываемый.
Кирилл Петрович, словно бы сошедший к нам из-за своего дирижерского пульта, сидел рядом со мной и весело о чем-то говорил. Но сосредоточиться на его словах я не могла. Все время смотрела на его руки – какой магической силой обладали они, когда аудитория с первого же взмаха его рук замирала как завороженная и не спускала с них глаз, пока последний звук не растаял в воздухе. Словно бы что-то волшебное вселялось в его руки и в дирижерскую палочку, когда он становился за пульт и весь концерт владел нашими душами. По мнению просвещенных музыковедов, публиковавших о кондрашинских концертах самые восторженные отклики в газетах, он был, помимо всего прочего, одним из самых интеллигентных дирижеров, с равным уважением относящихся к замыслу композитора и к интерпретации солиста.
Недаром выдающиеся композиторы современности ему первому несли свои партитуры, а прославленные музыканты давали с ним свои звездные концерты.
На счету Кондрашина – исполнение полного цикла симфоний Малера и полного цикла симфоний Шостаковича.
Мне кажется, все сидевшие за столом испытывали к юбиляру сходные чувства, хотя настроение у всех было разное.
Дмитрий Дмитриевич Шостакович, как всегда, когда мне приходилось наблюдать его в обществе, был замкнут, молчалив и казался подавленным. Характерная, какая-то детская, простодушная и необыкновенно трогательная улыбка редко озаряла его лицо. Судя по всему, его отягощали скрытые недуги, и оставалось только догадываться, что было у него на душе после того шельмования, которому подвергалось постоянно его творчество. Жена то и дело бросала на него тревожные взгляды.
Никто тогда, естественно, не мог предположить, что это последний год его жизни и что в следующем 1975 году этого гения не станет.
Мстислав Ростропович был в ярости – власти преследовали его за то, что он оказывал поддержку Александру Исаевичу Солженицыну. Писатель временами находил приют у них на даче в Жуковке. Ростропович кипел, эмоции перехлестывали через край. Галина Вишневская не стеснялась в выражениях, описывая действия начальства всех уровней, которое буквально затравило их семью, не давая им нормально жить. В том же 1974 году Мстислава Ростроповича и Галину Вишневскую вынудили покинуть страну, и они переехали в США.
Сам Кирилл Петрович был озабочен прохождением медицинского осмотра – преодолевать его перед гастрольными поездками с каждым разом становилось все труднее и труднее. Это была серьезная преграда на пути к получению разрешения на выезд за границу.
Нина посылала Кондрашина к врачам, он отмахивался:
– Да я совершенно здоров!