«Так уж сложилось, что в те годы я был одним из немногих пишущих пьесы молодых литераторов той самой «новой волны» начала шестидесятых годов: прозаиков было много, поэтов и того больше, а вот драматургов раз-два и обчелся. Собственно говоря, нас было тогда двое: Шатров и я. Шатров тоже только начинал и еще не нащупал свой жанр, в котором он так преуспел потом, – документальную драму. Володин, который тогда был самым популярным и, по выражению тех лет, прогрессивным драматургом, принадлежал к другому поколению, был старше нас лет на десять, а то и побольше, Рощин писал пока только рассказы, пьесы были еще впереди, Радзинский был много моложе и только лет пять-шесть спустя написал свои «Сто четыре страницы про любовь».
Такова была, по мнению Эдлиса, расстановка сил в ту пору в драматургии.
В те годы «оттепели» морально-нравственная проблема отношений между преследователем и преследуемым буквально висела в воздухе, и Юлиу Эдлиса давно уже мучила и не давала ему покоя «лагерная» тема. Он собрал множество материалов, относящихся к ней, – документов, писем, свидетельств очевидцев, однако все это не укладывалось в специфическую форму сценического произведения. В один прекрасный миг его осенило написать пьесу в виде диалога, он сел за стол и за неделю создал свою едва ли не самую известную пьесу «Где твой брат, Авель?». Он отнес ее Эфросу, своему другу, и тот загорелся ее поставить. Но Главрепертком наложил полный запрет на пьесу, не разрешив ее не только ставить в театре, но и печатать. Как это – военный преступник преспокойно живет у нас у всех под боком и не боится возмездия?! В нашей стране так не бывает и быть не может...
Таким образом намечавшееся партнерство Эфроса и Эдлиса было подорвано в самом начале, и по странному стечению обстоятельств ни одна из пьес Эдлиса им так и не была поставлена, хотя они нежно дружили всю жизнь вплоть до безвременной и такой ранней (в 62 года) кончины Анатолия Эфроса. Это была любовь, нелегкая обоюдная любовь, хотя и не вылившаяся в совместное сотрудничество, но как пишет об этой дружбе Эдлис, зато у них было сотрудничество душ... А может быть, это и было самое главное.
В чем-то нашему другу Юлиу Эдлису, безусловно, везло – дружба-покровительство со стороны А.Н. Арбузова, товарищеские отношения с Гончаровым, Эфросом, романтическая привязанность к Ольге Яковлевой, которая, к слову, по воле всевозможных обстоятельств тоже не сыграла ни в одной пьесе Эдлиса, несмотря на то, что именно ее он видел во многих ролях своих драматургических произведений.
Последствия разразившегося скандала с пьесой «Где твой брат, Авель?» не замедлили себя ждать. Эдлис сидел у себя на кухне в печальных размышлениях о том, что же ему теперь делать и на какие средства он будет жить и содержать семью, когда на него обрушился шквал звонков от приятелей, друзей и знакомых. Все они были страшно возбуждены и сообщили ошеломленному Юлиусу, что по Би-Би-Си только что прошла передача о пьесе «Где твой брат, Авель?», запрещенной цензурой, и о ее авторе, который едва ли не подвергается гонениям – последнее было уже просто данью антисоветским настроениям.
Каким образом все эти сведения становились со столь поразительной скоростью известны на Западе – это тема специального исследования. Для Эдлиса, по крайней мере по его уверениям, все это было полной неожиданностью и свалилось на него как снег на голову. Ну, а дальнейшее было легко предугадать. Пьеса «Где твой брат, Авель?» была переведена на многие языки и поставлена во многих театрах Европы, пока, наконец, к очередному юбилею Победы, через двадцать лет после ее написания, не была поставлена в Театре им. Моссовета. Спектакль был шумный, долгие годы не сходил со сцены – военная тематика все еще бередила душу сидящих в зале, и в особенности в том ракурсе, в каком ее подал драматург.
Тем временем Ю. Эдлис нашел для себя новый жанр, в котором с наибольшей силой, по мнению многих, раскрывался его талант. Он стал писать пьесы на так называемые «исторические сюжеты». Эти сюжеты для своих драм Эдлис брал из реальной истории – Жанна д’Арк («Месса по Деве»), Иисус Христос и Понтий Пилат («Сочельник»), Франсуа Вийон («Жажда над ручьем»), однако рассматривал их как бы сквозь призму современности, отчего они становились близкими и понятными зрителю и возбуждали в нем неподдельный интерес.
Премьеры следовали одна за другой – в 1980 году в Театре им. Моссовета была поставлена «Месса по Деве» с участием Дашевской и Коковкина, в Театре Маяковского «Игра теней» с Балтер и Виторганом в главных ролях.
Пьеса «Сочельник», в основе которой лежит библейская история Иисуса Христа и Понтия Пилата, была написана в 1971 году, но без всякого движения пролежала в столе семнадцать лет и лишь в 1988 году была опубликована в журнале «Современная драматургия», а уж потом появилась на сцене. Она шла, насколько я помню, в филиале Театра Маяковского на Сретенке, но спектакль показался мне менее впечатляющим, чем сама его драматургическая основа.