Родом из Сибири

Наташе не исполнилось и года, когда я вернулась в театр, тут же одно за другим последовали предложения сняться в кино. Роли были небольшие, но интересные. Я так уставала на репетициях и съемках, что едва хватало сил добраться до дома. Там были свои дела, свои хлопоты – вместе с мамой, которая целый день хлопотала вокруг внучки и на кухне. Если Сергей был дома, то по вечерам ложился на тахту, сажал дочку себе на живот и вслух читал сказки, а та, как завороженная, слушала. Ночами укладывал меня к стенке, а сам ложился с краю – рядом с детской кроваткой. Вскакивал, когда Наташа начинала кряхтеть: пеленал, поил из бутылочки, укачивал. И домашний спектакль «Муха-Цокотуха» он поставил для Наташи, задействовав всех, даже мою маму.

Дочь пошла в первый класс, когда мы с Сергеем уже расстались. Я была на съемках, он сам проводил Наташу в школу. Тогда и потом препятствовать их встречам, разговорам мне и в голову не приходило.

Однажды он приехал к нам на дачу, увиделся с Наташкой, взял рубанок – Сергей всегда любил мастерить что-то руками, сделал верстак. Пошел в дождь, и под дождем он стал делать садовый столик, скамейки. Потом уехал.

Вот как много лет спустя Наташа написала об этом в своей книге «Единственные дни»:

«Лил дождь. Бабушка, боясь грозы, не позволила нам включить свет, и мы сидели с мамой в сумерках, прислушиваясь, как тоненькой струйкой, дребеденя, льется вода в бочку. Я сидела у окна и смотрела на мокрый сад. С детства любила дождь и особенно воздух после дождя. Вдыхаю, впитываю его в себя во всю полноту легких, и мной овладевает такое пьянящее и прекрасное чувство, что, кажется, можно подняться вместе с ветерком – сначала над травой… потом выше к вершинам берез, и еще выше… Мама о чем-то тихо говорила с бабушкой, и я, выждав момент, когда на меня не обращали внимания, незаметно вышла на террасу и настежь открыла окно. Лицо сразу сделалось мокрым от мелких капелек, и я стала усиленно дышать грозой.

Молнии полыхали совсем рядом, но наслаждение было так велико, что оно уничтожило страх перед грозой. На террасе еще слышнее был дождь, стучавший по крыше, хлопавший по лужам в саду, все звуки слились для меня в стройную и прекрасную мелодию, я даже начала в такт ей раскачиваться, взмахивая руками, как крыльями.

Скрипнула калитка, вошел какой-то человек с чемоданом. Несмотря на то, что дождь лил как из ведра, он не спешил к дому, старательно прикрыл калитку, прошел несколько шагов и остановился напротив моего окна. Наши взгляды встретились, из-за сетки дождя на меня смотрели глаза отца. Он вглядывался в мое лицо, потом невесело подмигнул и вошел в дом.

– Вернулся, – тихонько торжествовала ба бушка, – с чемоданишком сбежал.

Отец действительно был похож на беженца, похудевший, даже почерневший от щетины на щеках.

Дождь поутих, и на полчаса выглянуло вечернее рыжее солнце. Отец взял столярные инструменты, вышел во двор и стал мастерить садовый столик, но прежде под березой соорудил себе верстак, на котором стал тесать еловые доски. Доски были мокроватые и от этого благоухали еще больше. Я вдыхала свежий еловый аромат и даже пробовала сосать еловые стружки. В последний раз солнечные лучи брызнули в мокрый сад и осветили и наш дом, и белый, только что срубленный верстак, и черную кудрявую голову отца, и мое мокрое и счастливое лицо. Медленно погасли веселые огоньки, все погрузилось в темноту. Снова стал накрапывать дождик, и хрипло заворчал гром. Отец в полутьме продолжал мастерить столик в саду, долго сквозь сон я слышала стук молотка. На другой день он уехал в город.

И после этого отца я не видела в течение пяти лет!»

Со мной Сергей виделся, но я честно считала, что ребенку будет трудно встречаться с отцом наездами, а затем снова и снова прощаться с ним. Думаю, он внутренне соглашался со мной и не настаивал на этих встречах, хотя звонил регулярно, спрашивал беспокойно: «Как там Наташа?» Он боялся встреч с ней и тосковал. Я понимала, что ему очень тяжело. Поэтому, когда Сергей спрашивал о Наташе, я отвечала, что она в школе, – и это действительно было так.

Однажды, правда, не выдержал, попросился навестить Наташу, я и ответила: «Ну что спрашивать, приходи завтра и увидишь и ее и Алешу». – «Хорошо, приду. А ты как?» – «Ну, придешь и поговорим».

Похоже складывались его отношения с сыном от первого брака. В тринадцать лет Алеша приехал к отцу – повидаться с ним, посоветоваться. Он оканчивал школу, выбирал, что делать дальше. Пришел к Ирине Константиновне Скобцевой, та сказала, что Сергея нет дома, и Алеша остался на улице. Тогда он пришел ко мне, жил у нас какое-то время и потом все равно встретился с отцом. Встреча была хорошая. Бондарчук принял сына, каким тот был – со всем его своеобразием. Алексей до сих пор живет в Ростове. Он очень похож на отца.