Моя мама вообще любила учиться. В конце 40-х годов, работая в НИС, (Научно-исследовательском секторе) Бауманки она даже поступила в заочную аспирантуру и готовилась сдавать так называемый кандидатский минимум – обязательные экзамены по марксизму-ленинизму, языку и специальности.
Но, увы, ни сдать экзамены, ни сделать диссертацию ей время не позволило – в 1948 в Бауманском институте, как и повсюду в СССР, началась свирепая борьба с «безродными космополитами». Мама, работавшая тогда всего лишь младшим научным сотрудником, стала приходить со службы бледная взволнованная. «Сегодня ушли Фридлянда», – говорила она, а через неделю сообщала: «Ярхо тоже пришлось уволиться». Вскоре и ее «освободили по собственному желанию», после чего она вынуждена была пойти работать в какую-то строительно-монтажную контору.
Но и там ее тяга к науке не угасала, и она занялась разработкой тогда еще совсем передовых неразрушающих методов проверки качества сварных швов с применением ультразвуковых и радиоизотопных приборов.
Мама была увлекающейся, восторженной натурой (Рис. 13). «Ах, какие красивые облака», – восклицала она. Или радовалась уличным деревьям: – «Какой, роскошный, какой огромный кедр!» Она всем интересовалась, покупала годовые абонименты на классическую музыку в Консерваторию, посещала новые художественные выставки, ходила на прогоны-репетиции в театры. Очень любила путешествовать, ездила по туристическим путевкам в Чехословакию, Югославию, а после обрушения железного занавеса – в Италию, Израиль, на Кипр.
Важной чертой маминого характера, увы, мне не передавшейся, была смелость принятия серьезных жизненных решений. Например, уже в достаточно солидном пенсионном возрасте она нашла в себе храбрость перейти со старой работы на новую в только что созданное учреждение. Многие значительно более молодые ее сослуживцы удивились и позавидовали такой ее решительности. И позже тоже без всяких колебаний она бросила привычный московский быт, своих родных, подруг, знакомых и смело нырнула вместе со мной в чужую, трудную для привыкания американскую жизнь. А ведь ей было уже далеко за 80.
Не пренебрегала мама и спортом, регулярно ходила плавать, в том числе, и зимой в открытый бассейн «Москва» на Волхонке. Кроме этого, в течении 40 лет каждую неделю она ездила на метро в Дом Ученых, где занималась групповой оздоровительной гимнастикой. К сожалению, никаких других видов физкультурной активности для простых смертных немолодого возраста тогда в СССР не существовало.
Зимой 1995 года в гололед, возвращаясь после плавания в бассейне, мама поскользнулась около нашего дома на обледеневшем бордюре тротуара и сломала бедро. В больнице ее заковали в гипс и предложили 2 варианта выхода из положения. Первый заключался в необходимости несколько месяцев (а в ее возрасте до полугода) лежать почти неподвижно с поднятой ногой до тех пор, пока кости сами не срастутся. Второй – непростая болезненная операция с установкой на бедре довольно большой металлической пластины. Конечно, моя храбрая мама без долгих раздумий выбрала второй вариант.
Женская судьба ее не очень-то баловала. С моим отцом они жили трудно, часто ссорились, папа не всегда умел сдерживать свои эмоции, раздражался, взрывался по всяким пустякам, а мама очень нервничала и плакала. Когда мне стукнуло 16, они развелись, суд выделил папе отдельную жировку – так называлась бумага, дававшая право на определенное количество квадратных метров жилья. Комнату, где мы жили втроем, разделили шкафом и буфетом на 2 половины, но отец в своей части долго не жил и вскоре уехал к второй своей жене.
Мама вышла замуж за Тихона Павловича Кузнецова, лабораторного механика, который работал так же, как она, в НИС, Бауманского института. В противоположность моему отцу он по характеру был человеком спокойным невозмутимым и в меру юморным. Раньше он жил с женой и дочерью в подмосковной Перловке в им же построенном доме. К времени знакомства с моей мамой ТП, как мы его про себя звали (для мамы он был Тима), ушел от скандалистки жены, запустившей в него горячим утюгом, и ночевал на работе в маленькой безоконной фотолаборатории.
ТП был мастером на все руки. Он мог починить телевизор, сыграть на аккордионе, сменить трансмиссию у Москвича, наладить зубоврачебную бормашину. Последним, кстати, он неплохо подрабатывал в дополнение к своей основной работе. К концу жизни у него развилась тяжелая форма диабета, и летом 1980 года он неожиданно умер, сидя в очереди на приеме к врачу в районной поликлинике.
После Тихона Павловича, прожившего с нами почти 30 лет, мама больше замуж не выходила, хотя и был у нее сначала многолетний друг Аркадий Борисович Рубинов, а после его смерти Иосиф Моисеевич Мандельбойм. Оба они были по характеру людьми легкими, незлобивыми, отходчивыми.