Родословная ашкенази

Вот почему я так часто улавливал холодок в ее письмах и телефонной трубке. Но внутренний голос говорил мне, что все это временно, что изина связь так же несерьезна, как и мои бесчисленные прошлые ей измены, за них вот она мне по справедливости отомстила. Но приехав в Америку в 1997 году, понял, что я «кинут» на самом деле. Иза не встретила меня в аэропорту и не проявила никакого интереса к возврату прошлого.

Позже, через месяцы, а потом и годы, она пыталась исправить положение и несколько раз под разными предлогами назначала мне встречи (по телефону-то мы с ней продолжали общаться, как ни в чем не бывало). Но я закусил удила и не мог заставить себя забыть обиду.

Она серьезно болела сначала астмой, потом диабетом и почками. Последние несколько лет жила на диализе и ушла из жизни в 2011-м, это был год 50-тилетнего юбилея нашего брака и мы могли бы отметить Золотую свадьбу. Но, увы.

Конечно, мы любили друг друга, расстались по глупости, и я до сих пор корю себя, что не сумел уберечь ее здоровье. Что не смог убедить ее заниматься физкультурой: ходить со мной на стадион, заниматься ОФП («Общей Физической Подготовкой»), бегать на лыжах или хотя бы делать по утрам зарядку. И не смог побороть свой обидчивый злопамятный характер.

«ворошиловский призыв»

Разница в возрасте у нас составляла 9 лет, и я никогда не ощущал его своим дядей, скорее, старшим братом, за которым бегают хвостиком. Мы жили вместе, играли, резвились, дрались, выкрутасничали. Я смотрел на него снизу вверх, во всем ему подражал и ему же почти всегда подчинялся.

А он, хитрованец, этим вовсе не пренебрегал. Например, использовал малость моего роста, позволявшего с головой залезать в большой дореволюционный бабушкин буфет и доставать столовой ложкой вишневое варенье из большой трехлитровой стекляной банки. Лёля брал его в рот и ел, смачно причмокивая, а я облизывал за ним ложку. Только позже догадался, что могу и сам попробовать.

Рис. 17. Перед отправкой на войну с «белофинами», 1939 год.

Еще перед войной с первого курса института «Связи» его по так называемому «Ворошиловскому призыву» взяли на Финскую войну (рис. 17), потом перебросили на «воссоединение» Бессарабии, а в июле 1941-го он там же в бывшем румынском Болграде попал в окружение, затем в плен. Его заперли в сарае вместе с другими, среди которых оказался один его однополчанин. Во время «оправки», под которой понималось удовлетворение естественных потребностей, тот посмотрел на писавшего рядом с ним Лёлю, и прошептал:

– Так ты, оказывается, еврейчик обрезанный. Несдобровать тебе, жидок пархатый.

Услышав такую угрозу, Лёля ночью, когда все спали, втихоря выбрался из сарая и убежал – времена тогда в самом начале войны еще не были столь свирепые, как позже.

Он прошел пешком южно-украинские степи, добрался до брянских лесов и вступил в партизанский отряд, был ранен, переправлен на Большую землю, где был арестован, а потом, хотя и недолго, отмотал (отсидел) почти весь свой срок на лагерном лесоповале.

Вызволила его моя мама, которая, приехав к нему в зону, сняла с пальца золотое кольцо с бриллиантом и положила его на стол тюремного начальника.

Как и большинство фронтовиков, прошедших ту страшную бойню, Лёля почти никогда не рассказывал о выпавшем на его долю горестях. Сначала (особенно в послевоенные сталинские времена) это было еще связано с тем, что к побывавшим «на окупированных территориях» власти вообще относились настороженно. И потом в течение многих лет партизан участниками войны не признавали. А ведь они, особенно такие, как Лёля, воевали фактически в самых настоящих регулярных войсках, которыми и была, на самом деле, их партизанская армия генерала С.Ковпака.

Лишь в поздне-брежневское время эти бедолаги, наконец, тоже были причислены к ветеранам войны и даже пожалованы некими льготами. Какими? Вот, к примеру, Лёле, достигшему уже 70 лет, выделили жилплощадь – крохотную «однушку» с совмещенным санузлом в блочной хрущевке без лифта на 5-м этаже. Издевательство, и только. Ведь к тому времени ему и на второй-то этаж подниматься пешком было уже не просто.

Профессиональная жизнь Лёли сложилась достаточно успешно, хотя и ему немало досталось от клыков кровожадной эпохи. Вернувшись после демобилизации в свой вуз и закончив его с отличием, он до самой пенсии проработал в научно-исследовательском институте. Защитил кандидатскую, написал много научных статей и не одну книгу. От младшего научного сотрудника вырос до заведующего лабораторией.

Узкая область его деятельности, в которой он преуспел и где являлся главным авторитетом, была защита телефонных кабелей от электрических токов. На эту тему он написал и докторскую диссертацию. Защита при полном зале его сослуживцев, учеников, друзей прошла успешно. Не менее успешным был и послезащитный банкет в ресторане.