Родственнички

— Больно? — он поморщился, отстраняясь от ее руки. — Да мы бы сейчас могли в смятку разбиться!

Она виновато потупилась.

— Между прочим, — сердито добавил Георгий. — У меня не только доверенности нет. Права мне Серега тоже так и не вернул. А если бы авария, да гаишники примчались бы? Что мне, из-за твоих припадков в тюрьму садиться?

Аленка вдруг тихо заплакала, отвернувшись.

Георгий обнял ее, развернул, прижал к себе.

Недавно он понял, что ему нравится, когда она плачет, потому что ему нравилось ее утешать. Наверное, не слишком-то это хорошо, но Георгий ничего не мог с собой поделать. Аленка разревелась, и он принялся ласково гладить ее по голове.

Самого Гошку никто никогда не утешал и по голове не гладил. Не разменивалась его родня на такие глупости. Вечно замотанной и недовольной матери было некогда, брат Володя вообще был к нему совершенно равнодушен, а от Сергея доставались только тумаки.

Никто из тех, от кого зависела жизнь Георгия Панина, не любил его. Его всего-навсего растили. Взращивали с каким-то обреченным остервенением. Не любили и взамен любви не ждали. В самом деле, на что им сдалась его любовь? Георгий ненавидел свою родню и старался поменьше думать о ней.

А ряядом с Аленкой у Гошки расправлялись плечи и за спиной вырастали крылья.

В сущности, ничего особенного между ними не было. Но Георгий теперь понял, что чувствует тот, кто кому-то нужен по-настоящему. Нужен не только для того, чтобы поболтать о пустяках, скоротать ночку в дискотеке, а потом перепихнуться на деревянных трибунах заводского стадиона… Правда, ничем из вышеупомянутого Георгий пренебрегать не собирался. Но кроме этого Аленка бежала к нему за утешением и поддержкой, и Георгий готов был ради нее свернуть горы и осушить моря.

Среди прежних его подружек тоже попадались симпатичные куколки. Но они интересовались только тем, что было у Георгия в штанах и в бумажнике. Благополучно побывав и там и сям и удовлетворив свое любопытство, подружки исчезали. А Аленка никуда не исчезала. Она, наоборот, возникала на горизонте иногда даже совсем некстати. С ней было порой трудно сладить. Бывало и так, что от ее нелепых злобных слов у Георгия горло перехватывало. Но иногда она становилась смирная, заботливая, внимательно слушала все, что бы он ни говорил ей, целовала, утешала, находила множество каких-то глупых, смешных и ласковых словечек, от которых у Гошки, привыкшего к отборному беззастенчивому мату, слезы начинали щекотать горло. И еще Аленка любила смотреть ему в глаза. Смотрела подолгу и без насмешки, словно любуясь, и Георгий терялся в догадках, чем же в его физиономии можно любоваться, если старший брат иначе, как уродом, его и не величает? Словом, Гошке рядом с Аленой было теплее, чем с кем бы то ни было.

Аленин отец, уже довольно-таки пожилой солидный дедок, когда-то был главной партийной шишкой в Сосново. Все партийных шишек давно уже обтрясли, но товарищ Мазин давно превратился в благополучного господина Мазина, который припеваючи жил и зашибал немалые деньги в местах, неведомых простому народу. Насчет немалых денег Георгий не сомневался: господин Мазин и его супруга довольно регулярно меняли машины, отовариваясь при этом в Серегином салоне. Тачки они выбирали первоклассные. И наверняка своей дочери они желали того же. Не зря же они перевели ее в самую престижную в районе школу — частный лицей. Не зря пичкали Аленку иностранными языками и дурацкой пиликающей музыкой, которую Георгий не выносил. Она читала каких-то писателей, чьи фамилии напоминали Гошке непечатные слова. Она любила какие-то странные бессвязные фильмы ни о чем, во время которых Гошка почти мгновенно засыпал от скуки… Нет, ни за что не позволил бы господин Мазин своей принцессе якшаться с парнем-недоучкой, едва-едва домучившим к восемнадцати годам вечернюю школу.

Аленка с обидой жаловалась Гошке на свою судьбу, на тиранию родителей, а тот сочувственно поддакивал. Но порой ему хотелось, чтобы его будущим тоже кто-нибудь озаботился и научил бы отличать Мопассана от Монферрана.

Серега, конечно, приложил руку к воспитанию младшего брата. Он посадил его руль лет в одиннадцать и пинками да матом за несколько лет сделал из него классного водителя, а также научил со знанием дела ковыряться в моторе. И то, и другое во все времена давало хлеб. А для того, чтобы копаться в моторах, никаких монферранов, а тем более мопассанов не требовалось. Сам Сергей Панин без них прекрасно обходился и становился год от года все толще и глаже. Ему и невдомек было, что Гошке не хотелось быть совсем уж серым валенком. Тем более, когда рядом Аленка…

Переведя дух, Гошка снова повел автомобиль.

Переезд, к счастью, оказался открытым, и они благополучно миновали его и въехали в Сосново.

Аленка уже совсем успокоилась. Она вытерла глаза и смирно сидела, послушно сложив руки на коленях. Но это еще ничего не значило. Из этого тихого омута могло выскочить что угодно.