Родственные души

– Хоть это и очень мило, но вряд ли правда.

Ной вновь поцеловал меня в шею, посылая по моей спине потрясающие мурашки.

– Ты не только красива, но и не тщеславна. Мне это нравится.

Еще один поцелуй.

Только я собралась ответить что-нибудь остроумное, как Ной развернул меня, чтобы поцеловать в губы, но нас прервали первые аккорды оркестра. Я отпрянула.

– Я забыла, что мы на публике, – сказала я, чувствуя, как колотится сердце.

– Да. Балет вдруг перестал быть такой уж крутой идеей. Может, мы просто поедем ко мне?

Я скорчила гримасу:

– Ни за что. Посмотри, кажется, сейчас начнется.

Я устроилась в плюшевом кресле. А затем подняла один из биноклей, лежавших на тумбе передо мной, и начала шпионить за оркестром.

– Ого, – сказала я, – у этого виолончелиста впечатляющая борода. – Я протянула бинокль Ною. – Посмотри.

Во взгляде, направленном на меня, было что-то странное, но он взял бинокль и посмотрел на оркестровую яму.

– Ты права. Впечатляющая.

Потом он снова как-то странно посмотрел на меня.

– Что?

– Просто думаю, что никто в мире не любит кого-то так же сильно, как люблю тебя я в данный момент.

Его взгляд стал пристальным, почти обжигающим. Очевидно, стоило почаще обращать внимание на необычную растительность на лицах людей.

– Я тоже тебя люблю, – я взяла его за руку. – Спасибо, что привел меня сюда. Вероятно, это самое романтичное событие в моей жизни.

Ной улыбнулся:

– А представление еще даже не началось.

Он вытянул руки вверх. Рубашка приподнялась, и я, увидев живот Ноя, тотчас вновь забыла про балет.

– Хочешь выпить?

– А? – спросила я, все еще зачарованная небольшим кусочком тела, выставленным напоказ.

– Выпить. – Ной показал на пустой бокал из-под шампанского. – Хочешь еще?

Я потрясла головой, чтобы избавиться от вызванной желанием дымки.

– Да, конечно. Было бы замечательно.

Ной перегнулся через небольшой столик, который я не заметила ранее, и поднял телефонную трубку, наличие которой также удивило меня.

– Здесь есть телефон?

Он приподнял палец, чтобы я замолчала, и начал говорить с кем-то на другом конце провода. Он не набирал номер, поэтому я предположила, что линия была прямой.

– Здравствуйте. Да, я звоню из ложи. Принесите, пожалуйста, бутылку шампанского. Спасибо.

Он положил трубку, а я открыла рот.

– Бутылка шампанского? Серьезно?

Он снова небрежно пожал плечами:

– Все включено.

– Ну в таком случае…

Я вернулась к наблюдению за людьми, пока не принесли шампанское в ведерке со льдом и горстку блестящей клубники. Все это принес нам мужчина в костюме, которого я не видела раньше. Он быстро кивнул, поставил бутылку и ушел, вновь оставив нас одних.

– Налить? – доставая шампанское из ведерка, спросил Ной.

– Почему бы нет.

Пока он возился с пробкой, я взяла два бокала. После небольшого хлопка из бутылки потекла золотистая жидкость, и я мастерски подставила под нее бокалы. Передала один из них Ною, и он сказал тост:

– За любовь, за ее рождение, бесконечность и вечность.

Он коснулся моего бокала своим и сделал большой глоток. Меня тронула его речь, так что я отсалютовала в ответ и тоже сделала большой глоток.

– Так когда начнется представление? – спросила я.

И тут приглушили свет.

Я еще глотнула шампанского. И только решила, что была, несомненно, самой счастливой девушкой во всей вселенной, как поднялся занавес и на сцену выскочили пятнадцать танцовщиц в пачках.

Через час, когда включили свет, я могла думать только о двух вещах: 1) балет был потрясающим, черт возьми; 2) шампанское здорово бьет в голову.

Люди под нами начали покидать свои тесные места. Мужчины вставали возле кресел, позволяя женщинам пройти, чтобы те могли провести антракт в очереди в туалет; неугомонные дети в красивых нарядах сжимали в руках чрезмерно дорогое мороженое и жаловались мамам, что им скучно. А у сувенирной стойки образовалась очередь из желающих потратить десять фунтов на глянцевую программку.

Я же закинула ноги на перила ложи и попивала шампанское.

Ной восхищенно улыбался мне:

– Тебе понравилось?

Я энергично закивала:

– Это потрясающе. Ты видел, как они танцуют, Ной? Они хорошо танцуют, правда? И почему я ушла из балета? Понимаешь, я могла бы стать примой. Я люблю балет. А ты? Как думаешь, ты смог бы так высоко прыгать?

Я икнула, а Ной расхохотался:

– Поппи Лоусон, ты пьяна. Как? Ты выпила всего два бокала!

Я возмущенно отпрянула на своем сиденье и надулась:

– Пьяна? Конечно же, нет.

Я энергично помахала бокалом, чтобы подчеркнуть, что это не так, и немного шампанского выплеснулось вниз с балкона.

Упс.

Я опустилась на колени, чтобы меня не заметили, и выглянула за край ложи. Под нами стояла парочка озадаченных пожилых людей. Женщина с мокрым пятном на ярко-синем платье подняла руку, словно проверяла, не идет ли в помещении дождь. Мужчина, который, как я предположила, был ее мужем, осматривался, чтобы понять, откуда на них внезапно вылилась жидкость. А потом, будто почувствовав, что я за ними наблюдаю, они повернули головы в мою сторону.

– Дерьмо, – прошептала я и дернулась назад.

Ной тотчас оказался возле меня, присел и еле сдерживал смех.

– Ты этого не видел, понял?