«Родственные души» и другие рассказы

— Мне тогда на завтра билет дайте! На шесть утра! — И протянула деньги в окошечко.

Билет оказался очень дорогим, Зинка рассчитывала, что он обойдется ей дешевле. Взяв билет, отошла от кассы и стала прикидывать: получалось, что денег остается в обрез, больше тратить нельзя, иначе на обратную дорогу не хватит. А ведь еще неизвестно, как встретит ее отец, может, и не обрадуется... Может, и в дом не пригласит... Может, у него там семеро по лавкам...

Да нет... Если б у него были дети кроме Зинки, мать бы обязательно съязвила: дескать, не нужна ты своему папаше, уроду, у него другие дети есть. Но мать никогда о других детях не упоминала, значит, одна у него дочь, она — Зинка.

Тихая надежда таилась в душе: может, возвращаться и не придется... Вот приедет она к папке, а он увидит дочь, да еще на него похожую, — обрадуется... Обнимет ее крепко, прижмет к груди и скажет:

— Я тебя так долго ждал, доченька! Так долго! Что ж ты раньше-то не приезжала! А и хорошо, что наконец собралась! Я теперь тебя не отпущу никуда — будем вместе жить-поживать!

И станет смешно суетиться и накрывать на стол... А она, Зинка, ответит:

— Пап, ты посиди, отдохни... Ничего, я теперь все дела домашние буду сама делать!

И она сама накроет на стол, и там будет горячая дымящаяся картошка с укропчиком и ядреная квашеная капустка, хрустящая на зубах, и большие ломти ароматного хлеба, и, может, даже розовые ломтики сала, тающие во рту. А потом они будут пить горячий чай, прикусывая кусочками сахара, а, может, папка достанет баночку варенья.

И они будут смотреть друг на друга, и узнавать друг друга, и тихо разговаривать обо всем. И Зинка расскажет про бабу Веру и про речку, про Дружка, про ежиков, про Надьку и тетю Марусю и пустырь за домом, где можно найти много интересного, и как Сашка был рад, когда она нашла для него зайца и пришила надорванное заячье ухо. Сашка — он вырос уже почти, а зайца прячет под одеялом, спит с ним. Прячет, чтоб не смеялись над ним, дескать, такой большой, а спит с зайцем... А она, Зинка, геологом хочет стать...

И папка будет внимательно слушать, а потом тоже расскажет ей о себе, как он жил без нее все эти годы... И ждал, когда же она наконец приедет к нему...

Зинка незаметно для себя всхлипнула. Посмотрела по сторонам: никто не слышал? Но до нее никому дела не было: маленький вокзал жил своей жизнью: люди заходили и выходили, суетились, несли сумки, авоськи, баулы. Зинка села в обшарпанное синее кресло и достала книгу. Долго читала. За окнами стало смеркаться, включили яркий электрический свет, и все вокруг стало немножко ненастоящим. Зинка огляделась: неужели она на самом деле здесь, в этом чужом городе, на чужом вокзале, и это все правда, не сон? Почувствовала, как сильно хочется есть. Встала, разминая затекшие ноги, и пошла на запах кофе.

Привокзальная столовая не отличалась разнообразием: шницели, пюре, тушеная капуста, такие же помятые беляши, какие Зинка уже покупала сегодня. Она посмотрела на цены и ахнула: все это было ей не по карману. Может, все же разориться, может, и обратной дороги не будет, папка оставит ее у себя?

Зинка колебалась, втягивая носом горячий мясной запах. Потом увидела, как на одном из столиков оставили поднос с совершенно целыми, даже не надкушенными кусочками хлеба. Ей вполне хватит этой пары кусочков... Зинка незаметно придвинулась к столику, протянула руку...

Оплеуха была неожиданной и болезненной. Зинка почувствовала, что ее берут за шиворот, как котенка, оттаскивают от столика и тащат к выходу. Дородная рыжая тетка злобно прошипела:

— Нам тут своих побирушек девать некуда! Пшла вон отсюда, голь перекатная!

Ее больно толкнули в спину, и Зинка чуть не упала от толчка. Молча пошла к креслам, села как ни в чем не бывало в одно из них, загородилась книжкой. Слезы

закапали сами собой, и она пыталась изо всех сил вчитаться в книгу, чтобы отвлечься от обиды и чтобы эти непрошеные слезы перестали течь и никто не заметил, как она плачет.

Рядом раздался тихий женский голос:

— Да ты не плачь, девонька... На-ка вот, я тебе беляш принесла, давай-ка съешь... Я тебе потом еще шницель с хлебом раздобуду... Вот уйдут с раздачи и кассы, я тебя позову... Ты смотри не уходи... Едешь, чай, куда?

Пожилая мойщица в видавшем виды фартуке ласково смотрела на Зинку, глаза у нее были большие, круглые и очень добрые. Она протянула Зинке беляш в серой оберточной бумаге. Зинка взглянула на большие распаренные красные руки, протягивавшие ей подношение, осторожно взяла, откусила кусок и улыбнулась мойщице сквозь слезы. И та улыбнулась ей в ответ: