Родственные души в Сеуле

На мое предплечье ложится рука, но я осторожно высвобождаюсь. Как сквозь вату слышу, что Нейт говорит о каком-то костре, надеется еще раз с нами пересечься. Я не отвечаю.

Теперь в машине тихо. Воздух тяжелый, голова кружится.

– Ты не смогла бы отвезти нас домой? У меня страшно болит голова, – говорю я. Голос у меня ровный, по-другому сыграть эту сцену я не в состоянии. И показывать Ханне, как сильно я выбит из колеи, не собираюсь.

Отстегиваю ремень безопасности и выхожу из машины. Ханна, не торопясь, проделывает то же самое, переходя на место водителя, и вдруг останавливается.

– Джейкоб… – Она снова хочет коснуться моей руки. Я делаю вид, что ее прикосновение не обжигает мне кожу.

Я мог бы отреагировать слишком остро. Я мог бы вообразить, что ничего не произошло. Ханна не могла предать меня, не так ли? Но переварить все это я сейчас не в силах, как и размышлять о том, что же это было на самом деле. Я с трудом выдавливаю из себя подобие улыбки:

– Все в порядке, Ханна. Мне просто нужно немного отдохнуть.

Я отстраняюсь от ее прикосновений, сажусь на пассажирское кресло, закрываю глаза и жду, когда она отвезет нас домой.

Заперев дверь, прячусь в своей комнате до конца дня. Мама не была в восторге, когда я предупредил ее, что не спущусь к обеду. Но она не настаивала. Я сказал, что плохо себя чувствую. А по правде, мне сейчас просто не хочется никого видеть. Представляю, как Ханна с Нейтом Андерсоном смеются надо мной и той грустной жизнью отшельника, которую я проживал, не имея опыта, которым должны обладать люди моего возраста.

Я думаю о встрече руководителей студии, которые решают, как меня уволить. Думаю о беспощадных комментариях под нашими с Ханной фотографиями и о том, что не могу оградить ее от фанатского бессердечия. Думаю о голодных и холодных днях, когда нам отключат электричество.

Я просто должен вернуться в Корею.

Эта мысль наполняет меня ужасом, и я натягиваю чересчур короткое одеяло на голову, обнажая стопы. Дурацкое одеяло.

Раздается стук в дверь, и мое предательское сердце подпрыгивает, надеясь, что это Ханна.

Дверь приоткрывается, и в комнату, пряча от меня глаза, заглядывает Ханна.

– Можно мне зайти, всего на секунду? – неуверенно спрашивает она.

Мне хочется крикнуть «нет» и спрятаться под одеялом.

Мне хочется крикнуть «да» и попросить ее спрятаться со мной под одеялом от всего мира.

Однако я тупо молчу.

– Говорят, ты все еще плохо себя чувствуешь. Я принесла тебе пэ. – Ханна закрывает за собой дверь и протягивает мне круглую грушу. Хочет меня задобрить?

Черт возьми, она слишком хорошо меня знает. Знает, что я не могу отказаться от пэ. Я что-то ворчу про себя, сажусь на кровати и беру из ее рук восхитительно сладкий и сочный на вид фрукт. Выпячиваю нижнюю губу, подношу грушу ко рту и откусываю. Я так слаб.

Уголок ее рта приподнимается:

– Как голова?

– Нормально, – говорю я.

Она смотрит на место рядом со мной на кровати и после непродолжительной внутренней борьбы подходит, отодвигает стул и поворачивается ко мне лицом. Она садится в маленькое кресло и, подтянув обе ноги, скрещивает их. Она такая крошечная и такая очаровательная. Я хочу забыть все, что сегодня произошло, просто посадить ее к себе на колени и поцеловать.

Вместо этого я откусываю еще один кусок груши.

– Мы можем поговорить? – спрашивает она.

Я киваю.

– Но я хочу поговорить с Джейкобом, а не с актером Джином Соком или с каким-то персонажем, которого ты играешь, думая, что я этого не вижу.

Ой. Я наклоняю голову и пытаюсь спрятаться за челкой.

– Я хотела объяснить то, что сегодня произошло и что сказал Нейт.

– Ты, гм… встречалась с Нейтом этим летом? – В моем голосе звучит неприкрытая боль. Когда я задаю этот вопрос, у меня режет горло, а слова царапаются и дерутся, лишь их не произнесли. Но я должен знать правду.

– Что? Нет, Джейкоб. Конечно, нет. Я рассказала о тебе, чтобы помочь ему сложить два и два. А чтобы он окончательно все понял, я упомянула и о наших с тобой занятиях. Никто из наших знакомых, особенно Нейт, не станет задаваться вопросом, почему я предпочитаю проводить время с тобой, а не с ним.

– Но он хочет проводить время с тобой.

– Ну, пожалуй, да. Мы реально так ничего и не обсудили после того, как расстались. Думаю, он просто хотел поговорить.

– Он хочет, чтобы ты вернулась?

– Не знаю. Сейчас это уже не имеет никакого значения, правда?

Сейчас это не имеет значения. Но будет ли это иметь значение, когда я уеду?

– Почему он? Почему ты решила встречаться именно с Нейтом Андерсоном?

Ханна колеблется, поворачивает голову в сторону, точно ищет нужные слова, чтобы объяснить мне, почему она выбрала парня, который, как ей хорошо известно, причинял и продолжает причинять мне страдания.

– Ты уже спрашивал меня об этом. Просто он относился ко мне по-доброму. А еще он говорил, что я красивая. Я, с узкими глазками, круглым лицом и плоским носом… Почему-то из всех девушек, многим из которых я в подметки не годилась, ему нравилась я. Знаю, это звучит жалко.