– Тот, кто проиграет в этом раунде, всю неделю будет мыть посуду, – предложила мама.
– Проигравший завтра приготовит обед, – выпалила миссис Ким.
– Проигравший будет целый месяц заниматься стиркой, – сказал Джейкоб, глядя на сестру. Его вера в меня согрела мое сердце.
– А может, все заплатят победителю по пять долларов? – Все разом уставились на меня, разочарованно качая головами. Судя по всему, корейцы гораздо серьезнее относятся к наказанию и получают от него гораздо больше удовольствия, чем от поощрения. Принято к сведению.
Джин Хи, оглядевшись по сторонам, заметила что-то в углу комнаты. Улыбка скользнула по ее лицу. Она посмотрела на брата с лукавой ухмылкой.
– Проигравший должен будет весь день носить эту шапку с пандой, сделать в ней сотню фотографий и опубликовать их в Интернете.
«Какое милое наказание придумала двенадцатилетняя девочка», – подумала я.
Так было до тех пор, пока с последними картами не случился эпический провал, и я оказалась на дне.
И вот теперь я ношу эту пушистую шапку. На улице восемьдесят градусов, а мне придется таскать на голове мохнатую панду во время нашей поездки в зоопарк. К сожалению, все настоящие панды вернулись в свой домашний зоопарк в Китае, так что в Сан-Диего я буду одинокой грустной пандой.
Я ищу второй тюбик солнцезащитного крема и засовываю его в рюкзак. Кожа Джейкоба выглядит уже получше, за последние недели он неплохо загорел, но поостеречься не помешает. На всякий случай беру с собой и бальзам для губ Burt’s Bees. Джейкоб пристрастился к нему.
Накинув лямки на плечи, выхожу из комнаты и спускаюсь вниз.
Шепот Джейкоба привлекает мое внимание и останавливает ход моих мыслей. Он в комнате Хелен, в которой живут его мама с сестрой. Поначалу разговор кажется напряженным. Но обычная беседа на корейском языке нередко можно ошибочно принять за спор. Я внимательно прислушиваюсь к тому, что обсуждают Джейкоб и его мать, проверяя, достаточно ли я понимаю слов, чтобы выяснить, о чем они говорят.
Неужели сожаление о том, что в детстве я бросила корейскую школу, будет преследовать меня всю оставшуюся жизнь? Я мысленно трясу кулаком в воздухе, грозя самому большому огорчению в своей жизни, и на цыпочках приближаюсь по коридору к гостевой комнате.
– Они сказали, почему? – спрашивает миссис Ким.
– Ты знаешь почему. Те же причины, что и всегда. Они хотят контролировать мою жизнь. – Кажется, Джейкоб раздражен. Я представляю, как он дергает себя за волосы, как обычно, когда чем-то расстроен. – Руководство осталось недовольно нашим разговором. Думаю, мы слишком сильно надавили. Наши требования были чрезмерны. Я должен был просто согласиться.
– Нет, Джейкоб. Ты постоял за себя, и мы ясно дали понять, что не позволим плохо с тобой обращаться. Мы просто поставим их в известность, что возвращаться раньше не входит в наши планы. У нас билеты на самолет, которые мы не можем обменять.
– Думаешь, им на это не наплевать, мама? Черта с два. Они скажут, что вы с Джин Хи можете остаться, а меня все равно заставят вернуться, – говорит Джейкоб.
Вернуться в Корею пораньше? Но почему? И когда? Он же в отпуске. Разве его могут заставить вернуться, если он этого не хочет? Мое сердце начинает биться быстрее, а в голове уже прокручивается миллион вариантов сцены прощания. Нет, не сейчас, пожалуйста, не сейчас.
– Отстой, скажи? – кто-то тихо шепчет за моей спиной. На верхней ступеньке лестницы сидит Хи. Она выглядит так, будто кто-то украл ее щенка.
– Эй, что происходит? – шепчу я в ответ, надеясь, что дрожь в моем голосе останется незамеченной.
– Утром звонила Хэ Джин, менеджер Джейкоба. Велела Джейкобу завтра же вернуться в Корею. Руководство в ярости от… – Она недоговаривает.
– В ярости от чего? – спрашиваю я.
Но чья-то рука ложится мне на плечо, и я от неожиданности отскакиваю назад. Прикрываю рот, чтобы заглушить крик.
– Извини, не хотел тебя напугать, – говорит Джейкоб. Его лицо выглядит несчастным, и мне хочется немедленно заключить его в объятия и не отпускать. Хочу сказать, что он не может уехать, что я не позволю ему, что я поговорю со студией и объясню, что ему нужно остаться, его лодыжка еще не зажила. Он может притвориться, что ему все еще больно, как на вечеринке. Или я натравлю на них маму. Она сумеет заставить их отступить. Она профессионал.
Но вместо этого я просто стою, прижав руки к бокам, не в силах смотреть ему в глаза.
Джейкоб протягивает руку и поднимает мой подбородок, мои глаза встречаются с его.
– Эй, – говорит он, – классная шляпа. Он улыбается, но мышцы вокруг рта напряжены. Это не его улыбка на камеру, но и не улыбка радости.
– В чем дело? – с трудом выговариваю я. – Ты уезжаешь? – Последнее слово наподобие огромного валуна перекрывает мне дыхательные пути.
– А вас двоих не учили, что подслушивать неприлично?
Я оглядываюсь на Джин Хи, она таращится на меня, у нас обеих одинаковое выражение беспокойства на лице.