Рога

На лице Ли, как на пластиковой маске, не появилось никакого выражения, но это безразличие не обмануло Ига, который уже научился его понимать. Иг разжал руку, и Ли, увидев, что у него там, невольно выпрямился.

– Эрик Хеннити сдержал слово, – сказал Иг. – Это я получил за то, что съехал с холма на тележке. Ты же видел индейку, правда?

– С неба добрый час сыпалось Благодарение.

– А здорово было бы засунуть эту штуку в машину? Ну, скажем, в какую-нибудь дохлую развалину. Зуб даю, она сорвет капот. Терри говорил мне, что они изготовлены до ЗЗД.

– До чего?

– До закона о защите детей. Теперешние петарды – все равно что в лужу пернуть. Эти совсем другое дело.

– Как же их могут продавать, если это против закона?

– Против закона только производить новые, а эти еще из старых запасов.

– Так ты это и хочешь сделать? Найти какую-нибудь рухлядь и взорвать ее?

– Нет. Брат заставляет меня подождать до Дня труда, когда мы поедем на выходные на Кейп-Код. Он как раз получит нормальные водительские права и возьмет меня с собой.

– Конечно, – сказал Ли, – это не мое дело, но я не понимаю, почему его голос так уж важен.

– Я просто обязан подождать. Эрик Хеннити даже не собирался отдавать ее мне, потому что, съезжая с холма, я был в кроссовках. Он сказал, что я не был понастоящему голый. А Терри сказал, что это дерьмо собачье, и заставил Эрика раскошелиться. Так что я перед ним в долгу. А Терри хочет обождать до Кейп-Кода.

Впервые за краткое время их дружбы Ли выглядел раздраженным. Он скривился и поерзал на своем шезлонге, словно только сейчас обратил внимание на что-то, впившееся ему в спину.

– Глупо как-то, – сказал он, – что они называются «Евины вишенки». Лучше было назвать их «Евины яблочки».

– Почему?

– Из-за Библии.

– В Библии только сказано, что они съели плод древа познания. Там нигде не сказано, что это яблоко. Могла быть и вишня.

– Я не верю в эту историю.

– Я тоже, – согласился Иг. – Динозавры.

– Ты веришь в Иисуса?

– А почему бы и нет? О Нем пишут не меньше людей, чем про Цезаря.

Иг искоса посмотрел на Ли, настолько похожего на Цезаря, что его профиль можно было чеканить на серебряных динариях, не хватало только лаврового венка.

– А ты веришь, что Он мог творить чудеса? – спросил Ли.

– Может быть. Не знаю. Если все остальное правда, какое это имеет значение?

– Я однажды сотворил чудо.

Игу это не показалось чем-то жутко замечательным. Отец Ига однажды видел в невадской пустыне НЛО, это когда они пили с барабанщиком из Cheap Trick. Вместо того чтобы спросить, какое чудо Ли сотворил, Иг сказал:

– Здорово было?

Ли кивнул, его очень синие глаза смотрели в никуда.

– Я починил луну. Когда был еще совсем маленьким. И с того самого времени я все хорошо чиню. Это у меня лучше всего получается.

Ли прищурился левым глазом, вскинул правую руку к небу, схватил воображаемую луну большим и указательным пальцами, повернул и негромко прищелкнул языком.

– И все в порядке.

Игу не хотелось говорить о религии; ему хотелось говорить о разрушении.

– Я стану настоящим чудотворцем, когда подожгу запал этой штуки, – сказал он, и Ли перевел взгляд на петарду в Иговой руке. – Я непременно отправлю что-нибудь к Богу. У тебя есть предложения?

То, как Ли смотрел на петарду, напомнило Игу пьяницу, бухающего в баре и параллельно наблюдающего, как девица на сцене снимает трусики. Они дружили не слишком уж долго, но картина их отношений уже установилась – в этот момент Иг должен был сделать ему предложение, как предложил в свое время ему деньги, свои компакты и крестик Меррин Уильямс. Но он ничего не предлагал, а Ли ничего не просил. Иг говорил себе, что не предлагает петарду Ли, потому что смутил его в прошлый раз, подарив ему компакты. Истина была несколько иной: Иг ощущал завистливое желание иметь над Ли какое-нибудь преимущество, носить самому этот крестик. Позднее, когда Ли уйдет, Иг устыдится этого порыва – богатый мальчишка с собственным бассейном хвастается своими сокровищами перед мальчиком, живущим без матери в трейлерном поселке.

– Можешь засунуть ее в тыкву, – сказал Ли.

Но Иг ответил:

– Слишком похоже на индейку.

Так у них и пошло: Ли предлагал всякое, а Иг обдумывал и отвергал. Они обсудили, не стоит ли кинуть петарду в реку и посмотреть, всплывет ли оглушенная рыба, не бросить ли петарду в деревенский туалет, чтобы получился гейзер жидкого дерьма, или выстрелить петардой из рогатки в церковный колокол и послушать, как громко бухнет. У Ли было много идей.

– Ты все хочешь понять, какая музыка мне нравится, – сказал Ли. – Я скажу тебе, что мне нравится. Звуки взрывов и бьющегося стекла. Настоящая музыка для моих ушей.

17

Иг ждал своей очереди в парикмахерское кресло, когда услышал сзади резкий стук; он посмотрел через плечо и увидел на тротуаре Гленну, смотревшую на него, расплющив нос о витринное стекло. Она была так близко, что дышала бы ему прямо в затылок, не оседай ее дыхание на стекле. Выдохнув еще пару раз, Гленна написала пальцем: «Я ВИДЕЛА ТВОЮ П. П.» Под надписью она нарисовала карикатурно болтающийся член.