— Под землей, девонька, под землей. Схоронились мы здесь от лихих людей. И тебя схоронили, чтоб, значит, еще какая беда с тобой не случилась.
— Меня что, похоронили уже?
«Она что, убогой прикидывается? Или и впрямь разум потеряла, али Лукерья так ее околдовала, что память вмиг и отшибло? А, может, прикидывается убогонькой-то? Вот чертова баба! Ничего, сейчас мы ей головку поправим».
— Ты это, девка, брось! — Кистень грозно сдвинул брови, приблизился почти вплотную к лицу Рогнеды. — Ежели говорить ничего не захочешь, то здесь тебя и оставим. Пусть твари земные тебя грызут, пока полностью не выгрызут, как орех земляной.
— Ты о чем, дяденька? — Рогнеду стал бить мелкий озноб. — Я же сказала, что не помню ничего! Что вы от меня хотите?
— Ты что, тля, не понимаешь, что я сейчас с тобой сделаю? — Кистень схватил Рогнеду за плечи, встряхнул. Заорал прямо в лицо: — Говори про золото бояр Колычевых!!! Говори, почто зарезала боярина Василия? Не иначе, чтоб золотом его завладеть!!! Говори, непотребная, где его упрятала!!! Говори, а то на куски рвать буду!!! Ну!!!
Из глаз Рогнеды брызнули слезы.
— Не знаю я!!! Ничего не знаю!!! Оставь меня!!! Что ты от меня хочешь? Какое золото? Какой боярин? А-а-а!!!
Кистень заглянул в глаза Рогнеде и не увидел там ничего, кроме плескавшегося, бившего через край безумия. И тут он понял, что все зря. Девка и впрямь ничего не помнит, а не прикидывается убогой, как вначале думалось. Кистень оттолкнул Рогнеду, привалился к стене. Теперь оставалось одно: засыпать ее здесь землицей свежей, взять Молчуна, прихватить в городе Митрия и уходить из этих краев. И так уже достаточно здесь напакостили, пора убираться. Хотел по-скорому судьбу свою изменить, ан, нет — видно, богами по-другому жизнь для него предопределена.
Кистень в сердцах сплюнул на земляной пол, выругался, проклиная свое невезение.
— Чтоб тебя черти порвали!!! — сказал устало. — Столько сил, столько трудов было потрачено и все зря!!! — И отвесил Рогнеде звонкую оплеуху…
Голова Рогнеды дернулась и…
…мрак стал рассеиваться. Но что-то его удерживало на той грани, где бред граничит с явью. Борьба. Извечная борьба добра со злом продолжалась. Где-то там, на дне запутанного сознания, из самой глубины поднимался крик: дикий, страшный, неуправляемый. Он рвался наружу, поглощая крупицы сознания, что еще оставались на поверхности бытия. Затем нахлынула боль, стало нечем дышать. Вокруг запрыгали тени, одна сменяя другую. В некоторых узнавались знакомые черты, другие были ужасны до безобразия. Постепенно этот хоровод заполнил все сознание и боль, которая жила отдельно от всего остального, воспарила над этим хороводом и пропала. Остались только кружащиеся тени и белый ослепляющий свет. Неожиданно, откуда-то издалека, выплыло лицо матери, заполнив собой все вокруг.
— Бедное дитя, — прошептали бескровные губы. — Как ты мучаешься! Очнись, выйди к свету, отринь холодный мрак.
Лицо уплыло, а в мозгу вспыхнул огненный шар. Рогнеда вскрикнула и открыла глаза.
— Чего орешь? — Услышала над самым ухом. — Мало получила? Так еще добавлю. От тебя теперь какой толк, одна обуза… Молчуну, что ли, отдать тебя? Пусть позабавится.
Рогнеда зажмурилась. Она теперь вспомнила все. И боярина Василия, и Демьяна, и Ульяна. Из освободившегося сознания выплыла темница холодная и батоги, что разрывали тело. А главное — она воочию увидела ту потайную дверь, что вела к заветному кладу. Одно не понимала — как здесь очутилась, и от этого становилось страшно.
Что за люди вокруг нее? Почему кричат на нее? Она прикрыла глаза, пытаясь унять дрожь. В голове, несмотря на страх перед неведомым, что ожидает впереди, стояла удивительная ясность, как тогда, когда старалась обмануть Демьяна. Через щелку глаз увидела, как бородатый мужик рядом с ней вертит в руках кинжал, показавшийся ей нереально большим. Значит, решили зарезать ее. Все правильно, зачем она им теперь нужна, ежели не помнит ничего? Они, скорее всего, и из темницы-то ее вытащили, чтоб разузнать о кладе боярском. Только как им это удалось — непонятно. И где посадник с его подручными, а главное — где Ульян? Неужели бросил, поняв, что не вытащить ее из цепких посадских рук? Нет, не должен, не зря же сказала ему про клад тайный! Специально поведала, чтоб намертво к себе привязать. Может, он и нанял этих разбойников? А сам где-то тут, рядом? От нежданной надежды захолонуло под грудью. Но надежда погасла, когда опять увидела в темноте, как бородатый мужик недобро смотрит на нее. Нет, надо выпутываться самой… Боженька, помоги… Господи, да когда ж это все кончится?!
Кистень опять повернулся к ней.
— Чего молчишь? То орешь, словно тебя уже начали резать, то молчишь, словно Молчун. Глаза-то открой, знаю ведь, что слышишь меня.
Рогнеда открыла глаза, опять спросила, стараясь сыграть в незнание:
— Дяденька, где я? — Но голос выдал, и она тут же поняла это. Исчезла из него та неуверенности, которая была прежде.
Кистень замер, бросил играться ножом, посмотрел на Рогнеду.