Рой

Ручища у нее была огромной, словно лопата, на пол-лица, с узловатыми пальцами, обтянутыми грубой, потрескавшейся кожей с въевшейся грязью. Полные губы бойца дрожали, и Трес опустил взгляд, испытывая неловкость и нелепое, странное чувство вины за то, что его близкие целы и остались наверху, а Ен оплакивает потерю. И еще гамма-Лу ощущал неведомый прежде стыд – за то, что страдания товарища рождали в душе вовсе не сочувствие или сопереживание, а настоящую злость. Треклятая Ен, думалось ему, не имела права распускать сопли, потому что боль сейчас испытывала не только она, а вся Юго-Западная. Ее ощущал каждый, кто был связан симбиотической сетью.

Рой опустошил и разграбил нижние горизонты поселения. Везде, куда проникали отряды ополчения, виделась одна и та же картина – следы варварского разорения. Отступая, неприятель уносил с собой все, что был способен забрать, до чего мог жадно дотянуться. Остальное безжалостно уничтожалось: сжигалось, разбивалось вдребезги, разрывалось на части. Схожим образом противник поступал с пленными. К тем, кого он не мог угнать, кто проявил физическую слабость из-за возраста, болезней или ранений, враг не знал пощады. Столь же незавидная участь ждала найденных Роем в эмбриональных центрах. Трес хорошо запомнил липкий животный ужас, с которым переступал еще не оформившиеся тела тех, кто должен был вскоре пополнить ряды колонистов. Во что Рой превратил порабощенных? И люди ли они еще?

По мере продвижения вглубь освобожденной противником территории обезображенные трупы встречались все чаще, и Трес, сбившись на пятом десятке, оставил счет тем, кто еще был способен ронять слезы. Глаза просохли, зачерствела и покрылась солоноватой коростой душа. Кому интересны мертвецы, думалось ему. Тщетность и бессмыслица! Все, чего коснулась длань врага, превратилось в скверну.

Страх притупился, и освободившееся место постепенно заполнила тупая, отрешенная усталость. Она валила бойцов с ног, и командование, понимая, что людям нужен отдых, распорядилось остановить движение. Передовой отряд приказ застал у тоннеля, не значившегося ни на одной из карт колонии. И именно в него вели следы отступавших слуг Роя – многочисленные отпечатки ног, втоптанные в пыль лоскуты тряпья, ошметки брошенного и разбитого вдребезги скарба.

Если бы не легкое движение воздуха, тоннель казался бы мертвым. Глубоко во мраке, который не мог далеко отогнать свет фонарей, тонули громадины чужих проходческих машин. С их помощью очевидно противник и пробил проход для вторжения, связав туннелем Юго-Западную и соседнее поселение, захваченное Роем ранее. Удивительно, но почему-то никто не заметил чужой активности у нижнего горизонта колонии, не обратил внимание на гул и вибрацию, пока не стало поздно. Увы, на Юго-Западной слишком долго считали, что опасность может прийти только сверху, со стороны беспокойных консов, неожиданно ставших союзниками.

После коротких переговоров с командованием, офицер приказал занять позиции и держаться настороже. Входить в зловещий тоннель было запрещено. Подбадриваемые руганью, ополченцы соорудили подобие баррикад и расставили посты, ожидая обещанного сверху подкрепления. Кто-то предположил, что колония с союзниками готовит силы для контрнаступления, но Трес полагал, что Юго-Западная займет глухую оборону. Никто не знал, чем был Рой на самом деле, как с ним бороться и не станет ли тоннель ловушкой.

– Рудой клянусь, нам в тоннель никак нельзя, – Болт забросил на гребень баррикады последний мешок, набитый собранным вокруг мусором, и, зевнув, присел на корточки, прислонившись спиной к сооруженному барьеру. – Мы не штурмовики, не армия вторжения. Перед нами какая задача была поставлена? Очистить и оборонять родные горизонты. Мы эту задачу выполнили.

– Но туда увели всех наших, – напомнила Ен.

– Не всех, конечно, но увели, – кивнул Болт.

– Моих туда увели, – простонала Ен.

– И уже обратили, будь уверена, – сказал Болт. – Так что теперь наши – не наши, и твои – совсем не твои.

– Заткнись, – тихо, но с явной угрозой произнесла Ен.

– Сидят там, в темноте, затаились и ждут, – не унимался Болт. – Тебя, между прочим, ждут, на чувства, может быть, приманивают. Думай! Думай, пока есть чем!

Ен скрипнула зубами и, сжав кулаки, двинулась к Болту, но на пути встал Трес и крепко схватил на плечи.

– Пусти, – прорычала Ен. Трес укоризненно покачал головой. Ен вырвалась, отошла на пару шагов и со злостью ударила по стенке баррикады. Болт открыл рот, чтобы выдать что-то язвительное, но наткнулся на осуждающий взгляд Треса.

– Молчу, молчу, – Болт примирительно поднял руки и обратился к Ен. – Эй, подруга, прости дурака! Мелю чушь с устатку.

Та отвернулась. Трес переключил внимание на выход из тоннеля. Болт вздохнул и поднял глаза к тающему в сумраке своду искусственного грота: – Ну вас обоих в руду.