– Послушайте, – начал аббат, – если вы узнаете что-нибудь, явитесь завтра в отель маркизы Люсьен, там вы меня найдете.
– Разве маркиза вернулась?
– Я не говорю ни «да», ни «нет»; постарайтесь добиться толку, докажите ваше рвение и добрую волю. Я думаю, что вам не придется раскаиваться.
– До завтра! – сказал Лавердьер. – И окажите мне честь не сомневаться в моей преданности вам… и маркизе.
В общем, аббат был в восторге от своего договора. Специалист в делах шпионства, Лавердьер являлся лучшей гончей, чтобы напасть на след.
Аббат вложил свою руку в протянутую руку капитана и снова исчез в толпе.
– Черт возьми, где же искать этого проклятого виконта? – воскликнул Лавердьер почти вслух.
– Если позволите, я вам помогу, – проговорил чей-то голос почти около него.
Лавердьер быстро обернулся.
Он узнал барона Гектора Маларвика и на этот раз, проникнутый чувством истинного уважения, – он знал, в какой милости эта семья была у короля, – он выпрямился и почтительно снял шляпу. Странная была физиономия у этого молодого человека, цветущего, в полном расцвете физических сил, если хотите, красивого, но в нем было что-то, что вносило в вас какую-то тревогу, беспокойство: впалые глаза никогда не глядели прямо, а если он решался посмотреть в глаза другому, то в них было видно столько наглой дерзости, что-то жесткое, что поражало и от чего становилось жутко.
Он был одет по последней моде того времени.
Всего два дня в Париже, и он успел уже одеться по моде завтрашнего дня: на нем был редингот синевато-серого камлота с бархатным воротником, высокая с полями пуховая шляпа, стеганый муар-жилет, как выражались тогда, «с тучками», панталоны из кутиля, пуховые сапоги; в целом он олицетворял собою идеал дурного вкуса. В довершение всего лорнет, который он, разговаривая, постоянно вертел, точно желая сделать еще более заметным яркий, желтый, шафранный цвет своих перчаток.
– Я бы желал переговорить с вами, – начал он, – приютимтесь в одном из этих маленьких кабинетов.
– Весь к вашим услугам, барон.
Они направились в глубину залы, приподняв портьеру.
– Вот здесь, например, чудесно, – сказал он, указывая на маленькую комнату, всю обитую серым сукном с золотом, – настоящий будуар счастливых минут. – Извините, пожалуйста, я только скажу одно слово местной богине.
Лавердьер видел, что он подошел к королеве-лимонадчице и стал с ней говорить вполголоса.
Ему ответили любезным кивком головы.
– Я ожидаю одного господина, – сказал он, возвращаясь. – Шербет с киршем, не правда ли? Мой любимый напиток. Садитесь же, пожалуйста, месье де Кейраз, вот здесь, напротив меня.
Им подали то, что было спрошено.
– Итак, любезный месье де Кейраз, – начал он, обмакивая эмалевую ложку в замороженную смесь, – маркиза де Люсьен желает знать, куда девался маленький виконт де Лорис…
– Вы знаете…
– Знаю много чего… Странными делами занимается этот аббат… не будем на этом останавливаться. Конечно, я менее, чем кто-нибудь, имею права на вашу любезность, так как мы с вами почти не имели случая встречаться, тем не менее, если вы позволите, я буду откровенен с вами…
– Барон, вы окажете мне честь, которой я постараюсь быть достойным.
Лорнетка запрыгала в такт.
– Должен вам сказать, месье де Кейраз, что вы чрезвычайно мне нравитесь.
– Вы слишком добры ко мне, барон.
– Да, я знаю, что вы энергичный человек и не любите останавливаться перед мелочами, а идете напролом к цели.
Кейраз посмотрел на него и не встретился с его взглядом. Черт возьми! Куда клонилось это нежное предисловие?
– В наше время такие люди, как вы, дороги, месье де Кейраз: нет цены их услугам. Вы мастерски владеете шпагой, не правда ли?
– Совершенно верно, барон.
– Мне известно из достоверных источников, – продолжал Маларвик, – что его величество, который, между прочим, через четыре дня будет в Тюильри, имеет в виду преобразовать роты мушкетеров по примеру прошлого года.
Лорнетка на руке закачалась теперь равномерно, покойно.
– Что бы вы сказали, месье де Кейраз, о чине капитана, на этот раз действительном?
Не останавливаясь на загадочном смысле последней части фразы, Лавердьер не мог удержаться от радостного восклицания. Капитаны мушкетеров, по этикету двора, стояли выше самых старших чинов действующей армии. По своей службе они были приближенными короля, им предоставлено было широкое поприще для удовлетворена тщеславия, им давались милости щедрой рукой. Для Кейраза это было нечто неожиданное, осуществление самого блестящего сна, а главное, с этим замолкали все воспоминания прошлого.
– Итак, что вы на это скажете? – повторил барон.
– Скажу только, что за такую милость тот, кому бы я был ею обязан, имел бы право потребовать у меня жизнь.
– И даже жизнь других, – заметил спокойно Гектор.
У Кейраза пробежала дрожь по телу. Если это была шутка, то она была скорее острая, чем тонкая.
Он еще раз взглянул на Маларвика; на этот раз глаза их на мгновение встретились, точно две шпаги.
Очевидно, шел торг. Прекрасно! Он рисковал собой не раз и за меньшую плату.
Он слегка поклонился.