– Барон, – проговорил он тоном, которому желал придать значение, – ожидаю ваших приказаний.
– О, скажите, – некоторых советов, – заметил барон, снова не глядя ему в лицо. – Прежде всего сообщу вам некоторые новости. Решите сами, насколько они вам могут быть полезны.
Кейраз не ошибся, надо было слушать между слов.
– Прежде всего знайте, что капитуляция подписана…
– Да, ходят слухи…
– Какое нам дело до слухов, – прервал Маларвик сухо, недовольный, очевидно, что его прерывают. – Я знаю, что она подписана на довольно удовлетворительных условиях. Завтра это будет объявлено парижанам. Сегодня же вечером, в полночь, будут прекращены все неприятельские действия.
Минутная пауза. Кейраз повторил себе слышанные слова.
– Итак, с двенадцати часов, – продолжал Маларвик, – солдаты Бонапарта должны будут воздерживаться от всякого проявления вражды к нашим союзникам. Блюхер будет продолжать идти вперед, прибывает Веллингтон, французские войска должны выступить раньше их. Во что бы то ни стало следует избегать столкновений. Все меры к тому приняты, разосланы официальные приказания… или будут разосланы для того, чтобы войска узурпатора сложили оружие и дали свободный пропуск нашим союзникам. Не правда ли, все это чрезвычайно интересно?
– Настолько интересно, что я не проронил ни слова, могу вас уверить.
А про себя он думал: «К чему все это клонится?»
Лорнетка была совсем забыта, она совсем перестала раскачиваться.
– Понятно, – продолжал Маларвик, – что эти приказания, значение которых вам ясно, в руках верных людей. Посудите сами, насколько все это важно, например, в Сен-Клу, у подошвы Монтрету расставлены по квартирам роты генерала Пире, те, которые два дня назад сражались в Версале и в Роканкур. Отчаянные головы, проклятые якобинцы, которых сама капитуляция может не остановить, a тем более, если они не получат предписания своевременно, они в состоянии будут стрелять по прусским или английским войскам, и тогда это будет иметь характер настоящей ловушки, которая подлежит по законам войны решению военного суда; как вы знаете, решение это короткое.
– Я знаю, – сказал Кейраз, все еще ожидающий слова разгадки.
– Я жду сюда, – заметил равнодушным тоном барон Маларвик, – офицера, которому будет поручено доставить генералу Пире то приказание, о котором я вам говорил. Для большей верности я решил сам заняться этим делом. Вот приказание.
И он положил бумагу на стол.
«Хорошо, – подумал Кейраз, – вот она в чем штука-то… Этот офицер – это я. Но зачем барону нужно, чтоб эта бумага была доставлена позже?»
И невольным движением он протянул руку за бумагой.
– Что вы, милейший месье Кейраз! – проговорил Маларвик, положив руку на бумагу. – Я вам сказал, что ожидаю одного господина. С этим поручением могут быть связаны опасности, и я бы не решился дать его вам.
– Так в чем же дело? – спросил наивно Кейраз.
Маларвик вынул часы.
– Он будет здесь в десять с половиною часов. Еще четверть часа.
Затем, когда, казалось бы, все было уже сказано, Маларвик прибавил:
– Я чуть было не забыл сообщить вам о месье де Лорисе…
– Ах, да… извините.
Дело в том, что Кейраз решительно был сбит с толку. Или этот барон был очень прост, или очень хитер.
– Надо сознаться, – заговорил Маларвик, – что мадам де Люсьен, – вам, как ее лучшему другу, я могу сказать это совершенно прямо, – проявляет к этому виконту больше снисхождения, чем бы следовало. Он изменил королю; этого мало, он сражался против наших союзников, против защитников трона.
Он перевел дух, лорнетка снова запрыгала.
– Мадам де Люсьен, кажется, придает значение некоторым обязательствам, которые теперь сами собой уничтожены. Король желает, чтобы герб рода де Люсьен соединился с каким-нибудь другим гербом одинакового достоинства. И потому желательно, чтоб этот Лорис, недостойный, не вздумал расстраивать план, которому его величество придает значение.
«Герб! герб! – подумал Лавердьер. – Прекрасно, ты желаешь жениться на маркизе, а Лорис тебе на пути, но что же дальше?»
Он начинал относиться нетерпеливо к этим рассчитанным недомолвкам, к этому лицемерию: оно только его раздражало.
– A затем?.. – начал было он.
В эту минуту раскрылась портьера, и на пороге появился офицер.
Лицо у него было загорелое, неприветливое, тип старого ворчуна.
Он обратился к Маларвику:
– Не правда ли, мне приходится обращаться, – он точно старался припомнить фамилию, – к барону Маларвику?
– Совершенно верно, милейший. Вам известно, в чем дело?
– Доставить депешу в Сен-Клу.
– Верно… Генералу Пире. Герцог Отрантский, вручая мне ее, объяснил мне все ее значение. Надо, чтобы она была доставлена до двенадцати часов… Понимаете… до двенадцати часов…
Старый офицер рассматривал с удивлением странную личность, которую начальству было угодно избрать в посредники, тогда как обыкновенно все приказания шли иерархическим путем.
Но ему были даны официальные распоряжения. Нечего было рассуждать.
Маларвик заметил в нем некоторую нерешительность.
– Вот печать министра, – сказал он. – Маршал Даву придает особое значение этому поручению… От него зависит жизнь нескольких тысяч людей…