Рок-н-ролл мертв

Стульчик я, аккуратненько так, поставил на место и, оттащив дядю Севу на кушетку, прижал ухо к его груди. Живой. Я кинулся к окну. Решетка укреплена очень солидно, нечего и пытаться ее выломать, тем более — бесшумно. Если бы ее не было, пожалуй, можно было бы рискнуть — под окном проходит довольно широкий уступ, по которому можно было бы перебраться к окну другого кабинета. Шестой этаж… Но я бы рискнул. Стоп! Может быть, окно смежной комнаты? Я бросился туда.

Она оказалась совсем маленькой: письменный стол, стул, да тумбочка. Но окно — есть! Есть и решетка. Забравшись на стол, я распахнул створки рамы и убедился, что и тут она укреплена не менее надежно. Даже, будь в моем распоряжении приличная пилка, мне понадобилось бы два-три часа, чтобы перепилить несколько прутьев… А Тоша начнет беспокоиться уже минут через тридцать-сорок. И нет у меня пилки.

Меня лихорадило, и отчаяние не позволяло сосредоточиться. Ломануться в коридор? Это — на самый крайний случай. Пока у меня есть время, я должен искать более безопасный путь, чем прыжки на пистолет…

Телефон!!! Идиот, телефон! Я обшарил взглядом стол, выскочил в комнату с прибором… Но телефона не было и там.

Севостьянов застонал. Я должен обезопасить его. Я бегом вернулся в комнатушку и, обшарив тумбочку, нашел все, что нужно — лейкопластырь и бинты. Через минуту дядя Сева с заклеенным ртом был надежно прикручен к лежанке. Я уселся в кресло перед прибором и постарался успокоиться. Голова все еще была ясной, как никогда. Препарат еще действовал. «Как слеза» — сказал о нем дядя Сева. Так. При чем тут героин? Он сказал, «это без героина». Тоша таскал героин Роману. А в него был подмешан этот препарат. Зачем? Чтобы «зондировать» Рома. Чтобы ИМ УПРАВЛЯТЬ! Управлять с помощью этого прибора. Козе понятно! Не по своей же воле он грабил.

Теперь я хотя бы знаю, как все было. Но что толку? Это меня не спасет. Хотя… Если дядя Сева мог управлять Ромом, то я могу управлять дядей Севой. Абсурд: для этого нужно уметь пользоваться прибором. Но научить этому меня может сам дядя Сева: я прозондирую его; я почти знаю, как это делается.

Я еще раз внимательно оглядел переднюю панель, и почти все стало ясно. Две одинаковые половины — прием и передача, тот, кто управляет и тот, кем управляют… Левую дядя Сева настраивал сначала, значит это — его половина, свои параметры он, видимо, знает наизусть. Теперь мы поменялись местами…

Я быстро поменял местами показания на экранчиках симметричных блоков «памяти», и напялил на голову обруч. Но ничего не произошло. Я чувствовал себя идиотом. Причем, сильно испуганным. Только было я собрался попытаться перестроить прибор самостоятельно, как меня осенило: я же забыл самое главное!

Сорвав с головы обруч, я подлетел к стеклянному шкафчику, схватил тот самый флакончик и шприц, набрал примерно столько препарата, сколько дядя Сева вкатил мне и, встав перед лежанкой на колени, влил жидкость ему в вену. Он при этом застонал и открыл глаза.

Но мне было не до сантиментов. Я вновь рухнул в кресло, вновь натянул обруч и… Я «вспомнил»! Я вспомнил все.

Я вспомнил свою юность, безрадостную и серую — послевоенный голод, разруху и безотцовщину. Вспомнил «ремеслуху» и зависть к тем, кто мог прилично одеться. Вспомнил медицинский, где я учился позже, решив стать психиатром. Вспомнил красавицу Лину, в которую был влюблен и которая стала моей первой женщиной. И то счастье, которое она дала мне. И тот проклятый нищенский быт, который разъедал все, даже самое лучшее между нами. И то, как работая в этом самом психоневрологическом центре, не видя просвета и возможности «выбиться в люди», решил двинуть по партийной линии…

Я постарался не отвлекаться на все подробности жизни дяди Севы, а сосредоточился на главном.

Теперь я знал, что и по прошествии многих лет, будучи уже секретарем обкома по идеологии, он не потерял профессионального интереса и «курировал» медицину. Особо он интересовался исследованиями по своей специальности — центральная нервная система. Наибольшим же фавором и бесконечной финансовой поддержкой (из партийной, естественно, казны) пользовалась у него именно эта лаборатория в родном ему учреждении. Пристальное внимание «сверху» было замечено администрацией института, и вскоре лаборатория эта заняла в институте особое — привилегированное положение; вскоре фактически все подразделения института в той или иной степени работали на результаты лаборатории, ее темы стали приоритетными. Понемногу в ней сконцентрировались лучшие институтские головы и современнейшее оборудование. Тут и было получено вещество, названное учеными «жидким нейрозондом», при введении которого каждая клетка организма превращается в приемо-передатчик биоволн. Тут был создан и этот прибор, названный «биотранслятором». Точнее, тут он был лишь в общих чертах «набросан», а окончательно спроектирован и смонтирован он был на опытном заводе НИИ медтехники.