Рок царя Эдипа (СИ)

Они оставили Алексея с пакетами, а сами вошли в туалет.

Надя сполоснула лицо, фыркнула задорно и вдруг призналась:

— У меня там все мокро.

— Значит, мы идем в нужном направлении.

«Если б ты знала, девочка, если б ты знала», — с ужасом подумала Инна.

Надя еще что-то хотела сказать, но Инна поторопила ее, она вдруг поняла, что боится оставаться наедине с невесткой.

Глава 12 Фея

Москва встретила ее снегом. Пушистые хлопья забивались за воротник, и Инна с забытым чувством радости, ощущала, как они тают, коснувшись щек, и превращаются в прохладные капли.

Гид, встречавшая тургруппу, суетилась, рассаживая иностранцев по местам в новеньком «Икарусе».

— Мадам Коллинз, плиз… Мадам Коллинз…

Инна очнулась, спохватившись.

Коллинз — это она. Надо быть внимательнее…

«Дожила… — с грустью подумала она, занимая место у окна. — Через десять лет приезжаю, словно воришка, под чужой фамилией, с чужими документами, с трудом втиснувшись в экскурсионный тур… Спасибо, Сара Коллинз отказалась от поездки, уступила свое место. Иначе бы не успела… Да и кто знает… Перестройка перестройкой, а в Комитете небось по-прежнему действительны списки «нежелательных гостей»… Эта система при любой власти бдит… Для меня граница на замке…»

Она зябко запахнула дубленку, смотря в окно на такие родные и знакомые московские улицы…

Сейчас они выскочат на Ленинградку, а там, если повернуть вправо, рукой подать до ее дома…

Но их автобус не будет сворачивать. Они минуют Белорусский вокзал, проедут по улице Горького и остановятся у «Интуриста»…

А что там дома? Как отец? Он, наверное, убит горем… А Алешка? В какой же класс он теперь ходит? В третий? В четвертый? И скорее всего, в ее школу… Она хорошая и близко от дома… Может, он сидит в том же классе, что и она, и на той же парте?

Как пусто теперь в их квартире без мамы… Неужели она больше не хлопочет на кухне, не печет ватрушки, не ворчит на отца за то, что он бросает где попало газеты и сигареты?..

Ну почему она не может прийти домой, попрощаться с матерью, поцеловать последний раз холодное, застывшее лицо, обнять отца и сына?!

Танька позвонила в Нью-Йорк, сказала, что у мамы инсульт, состояние безнадежное. К тому времени Инна уже рассталась с Женей, с его отцом и матерью, она больше не могла лгать. Теперь вот живет в Америке, перебивается редкими заработками.

Инна тут же бросилась искать возможность отъезда в Россию и послала отцу телеграмму, что немедленно выезжает.

И он ответил ей, впервые за девять лет.

«Мать умерла. Ты убила ее. Не смей порочить ее память. Не смей переступать наш порог».

А у Инны на руках уже был билет, путевка и чужой паспорт.

Знакомые отговаривали ее от поездки.

— Он прав в одном, — говорили они, — тебе нельзя видеться с ним. Поверь, в этой стране ничего не изменилось. Это только пыль в глаза… ты навредишь и отцу, и сыну… После твоего визита их не оставят в покое… К тому же ты инкогнито. А если выяснится, что ты въехала нелегально? Ты представляешь, чем это может кончиться?

Инна понимала справедливость их слов, но ничего не могла с собой поделать. Она должна проводить маму в последний путь. И потом она постарается повидать Алешку. Пусть тайком, пусть мельком…

Только сейчас она поняла, как тянуло ее домой все эти годы… Как не хватало этого мороза, этого снега, этой раскисшей слякоти на мостовой, этого огромного и нескладного города, в котором она родилась.

Все это она вырвала из сердца, а оно, оказывается, не хотело мириться с потерей, тосковало и ныло… Просто она заглушала эту тоску повседневными заботами, запрещала себе думать и вспоминать…

Инна безучастно выслушала распорядок дня, время экскурсий, план экскурсий и прогулок по Москве, поднялась в номер и сразу же, не раздеваясь и не распаковывая багаж, бросилась к телефону.

«Что я делаю! Дура! — тут же остановила она себя. — Здесь наверняка все прослушивается».

Она спустилась вниз и побрела по улице, удивленно и отрешенно вглядываясь в спешащих мимо нее москвичей. Что-то изменилось… Только сразу не поймешь что…

Да нет, пожалуй, ничего… Инна усмехнулась, потому что первый работающий автомат оказался только в переходе метро «Пушкинская».

Пальцы дрожали, она никак не могла сунуть монетку в щель. Потом набрала знакомый с детства номер.

А вдруг сейчас подойдет Алешка?.. Скажет звонким голоском: «Алло. Кто это?»

И она ответит: «Это мама…»

Нет, так нельзя… Вдруг ляпнет кому-нибудь…

В трубке раздавались длинные гудки. Долго… слишком долго… У них не такая большая квартира, чтобы так долго, идти к телефону.

— Алло… Кто это? — услышала она незнакомый старушечий голос.

— Я… — с трудом выдавила Инна. — Я насчет похорон…

— Так хоронят уже… — сообщила старуха. — Все на кладбище. Я здесь одна, поминки накрываю.

— Сегодня? — обомлела Инна.

Так спешила и не успела!

— Они недавно уехали, — обнадежила старуха. — Вы попрощаться хотели?

— Какое кладбище? — перебила ее Инна.

— Долгопрудное. Только новое, говорили… Новое… А то заплутаете и не найдете… А вы кто будете?

— Знакомая.