Рок в Союзе: 60-е, 70-е, 80-е...

"Мне кажется, я узнаю себя
В том мальчике, читающем стихи.
Он стрелки сжал рукой,
Чтоб не кончалась ночь,
И кровь течет с руки".

С другой — они были больше похожи именно на рок-лирику, так, как я ее понимал: приземленную, ироничную, с нормальными разговорными речевыми оборотами. Первым, что "Аквариум" спел, был "Блюз простого человека":

"Вчера я шел домой,
Кругом была весна.
Его я встретил на углу
И в нем не понял ни хрена.
Спросил он — быть или не быть?
А я сказал: иди ты на!.."

Ого! Грубоватый слэнг Гребенщикова услаждал слух, как хор ангелов. Наконец-то я слышал по-русски то, о чем так давно читал по-английски. Конечно, влияния — Дилана, Рида, Моррисона — были вновь достаточно очевидны, но это были правильные влияния! "Аквариум" закончил выступление песней "Видел ли ты летающую тарелку?" с финальной фразой:

"Если б тарелкой был я,
То над Петрозаводском
Не стал бы летать никогда".

Так состоялся первый большой выход в люди "Аквариума" — группы, во многом "сделавшей" 80-е годы в советском роке. Я был счастлив, имея на руках новое дитя (скорее, "трудного подростка"). Зал был озадачен… Подошли неожиданно повеселевшие люди из Ногинска: "Если бы эта группа выступала на фестивале, у нас были бы большие неприятности…"

"Сиполи" играли последними. История с их приглашением была похожей и даже еще более смутной, чем с "Аквариумом". Рижский приятель, светский бродяга и диск-жокей Карлис сказал: "Это хорошая группа.

Ю. С. Саульский вручает главный приз фестиваля "Тбилиси-80" А. В. Макаревичу

Просто отличная группа", — и не смог ничего объяснить конкретно. Выбор пал на "Сиполи" по двум причинам: во-первых, почти все латышские рок-группы ("Кредо", "Ливы" "Инверсия" и другие) я послушал тем летом на фестивале в Лиепае, и они не произвели большого впечатления. Во-вторых, витал слух, что какая-то из песен "Сиполи" вызвала скандал на республиканском радио[32], а это уже что-то обещало…

Латыши сыграли короткую программу — три или четыре номера — и поставили зал на уши. Это был исключительно заводной ритм-энд-блюз, но с совершенно необычными вокальными аранжировками (два мужских голоса и один женский) и мелодическими линиями, которые больше напоминали Вайля или Орффа, чем негритянскую традицию. Их последний номер, "Хэй-хэй блюз", пронесся над залом как смерч. Стремительный, напряженный и какой-то по-сумасшедшему радостный, он прекрасно суммировал общее настроение и стал достойным финалом всего концерта. Нельзя сказать, что музыка "Сиполи" (кстати, это значит "луковицы" в переводе с латышского) имеет прямое отношение к "новой волне", но она была энергична и оригинальна, а эти качества, как известно, никогда не выходят из моды.

Когда я познакомился ближе с Мартином Браунсом — маниакальным пианистом и певцом "Луковиц", то оказалось, что он закончил отделение композиции Латвийской консерватории и занимается в основном сочинением музыки к театральным постановкам и кинофильмам. Это было удивительно: как человек, получив академическое образование, смог остаться настоящим рокером — искренним и непосредственным?! Единственное, в чем ему бесспорно помог диплом, это в "заминании" скандалов. Довольно часто эксцентричный и своенравный Браунс оказывался в конфликтных ситуациях, и всякий раз фраза о том, что он выпускник консерватории и член Союза композиторов, оказывала магическое успокаивающее воздействие на чиновников. "Довольно противный опыт", — признавался он потом.

Концерт не имел "отрицательных последствий", а в недалеком будущем уже светило новое, абсолютно грандиозное мероприятие.

Если спросить у нашего рок-народа, какое было главное событие в истории советского рока, многие наверняка ответят — фестиваль "Тбилиси-80". Скорее всего, это и в самом деле так. Это был самый большой и представительный из всех рок-фестивалей[33].

В Тбилиси играли группы из филармоний, ресторанов, домов культуры и чистый "ан-дерграунд" — группы из Москвы и Ленинграда, Прибалтики, Украины, Кавказа и Средней Азии (не было только Сибири). В какой-то из западных статей "Весенние ритмы" (официальное название фестиваля) сравнили с Вудстоком. Ничего похожего: фестиваль проходил девять дней в марте, в плохую погоду, в концертном зале Грузинской филармонии (около двух тысяч мест, кажется) и в присутствии жюри, которое оценивало выступления (представляете себе жюри в Вудстоке?). Была лишь одна черта сходства: оба фестиваля стали славными кульминациями породивших их движений — американской "контркультуры" и советского "неофициального рока" — и одновременно началом их коммерческого перерождения.