Рок в Союзе: 60-е, 70-е, 80-е...

По традиции осенью надо было что-то устроить, но о фестивале речи не шло: знаменитости в этом больше не нуждались, а "шпаны" было слишком мало. Поэтому состоялся один большой концерт, где выступили "Последний шанс", "Аквариум", Андрей Макаревич (соло), Костя Никольский (лидер "Воскресенья" — тоже под гитару), Виргис Стакенас и Майк (настоящее имя — Михаил Науменко). "Аквариум" к этому времени уже вступил в фазу реггей, притом без единого электрического инструмента. Две трети ансамбля переключилось на перкашн, а Борис сидел на стуле с акустической гитарой. Было много хороших новых песен: "Чтобы стоять, я должен держаться корней" (тбилисские впечатления), "Кто ты такой (чтобы мне говорить, кто я такой)?" (о "солидных" людях, берущихся судить о группе), "Контрданс" (грустное посвящение Макаревичу, ставшему солидным и теряющему "корни"), "Мой друг музыкант" (могла бы быть посвящена очень многим) — песня о том, что милые рокеры больше пьют и разглагольствуют, чем занимаются делом, и "Сегодня ночью кто-то ждет нас" — немного параноидальная песня о богемной жизни "в бегах": "Из города в город, из дома в дом, по квартирам чужих друзей. Наверное, когда я вернусь домой, это будет музей". "Аквариум" приняли прекрасно. Однако звездой вечера стал Майк.

Это было первое в его жизни выступление в большом зале. Он вышел, носатый, в темных очках, и гнусоватым голосом для начала объявил, что рекомендует всем ленинградский "Беломор" и ром "Гавана-клаб". Затем запел "Сладкую N":

"Я проснулся утром одетым, в кресле,
В своей каморке средь знакомых стен.
Я ждал тебя до утра —
Интересно, где ты провела эту ночь, моя сладкая N?
Кое-как я помылся и почистил зубы,
И, подумав, я решил,
что бриться мне лень,
Я вышел и пошел куда глядели глаза —
Благо было светло, благо был уже день —
И на мосту я встретил человека,
Он сказал мне, что знает меня.
У него был рубль, и у меня четыре,
В связи с этим мы купили
три бутылки вина…
И он привел меня в престранные гости:
Там все сидели за накрытым столом,
Там пили портвейн и резались в кости
И называли друг друга дерьмом.
Там было все, как бывает в мансардах:
Из двух колонок доносился Бах!
И каждый думал о своем —
кто о трех миллиардах,
А кто всего лишь о пяти рублях.
И кто-то, как всегда,
проповедовал дзэн.
А я сидел пень пнем и тупо думал:
С кем и где ты провела эту ночь,
моя сладкая N1"

Майк, период "до-дряни"

Это еще не вся песня, примерно половина. Но большой цитаты не жаль: тексты Майка имеют несомненную познавательную ценность, поскольку дают реальное представление об образе жизни и духе ленинградских "мансард". Можно было предвидеть, что Майк сильно удивит зал, но спонтанность и сила реакции превзошла все ожидания. Когда он пел свой коронный номер — медленный тяжелый блюз под названием "Ты — дрянь", — публика кричала "браво", улюлюкала и аплодировала буквально после каждой пропетой строчки (сохранилась запись). Это было невероятно, тем более что в зале сидели не экспансивные грузины, а цивилизованная и снобистская столичная молодежь. Чем же Майк ее так взбудоражил? Возьмем любой куплет "Дряни" — все они примерно одинаковы и посвящены описанию аморального образа жизни героини песни и ее болезненных взаимоотношений с автором.

"Ты спишь с моим басистом
И играешь в бридж с его женой.
Я все прощу ему, но скажи —
Что мне делать с тобой?
О, мне до этого давно нет дела —
Вперед, детка, бодро и смело!
Ты — дрянь!"

Ничего особенного, правда? Ни прекрасного, ни ужасного. Тем не менее на одних это производило впечатление откровения, а других смертельно шокировало. И все лишь по той простой причине, что у нас об этом петь не принято. Зарифмовав, даже не без изящества, полуночные разговоры, пьяные признания и выведя в качестве героев абсолютно неприукрашенную сегодняшнюю рок-богему, Майк открыл нашим ребятам совершенно новую эстетику, эстетику "уличного уровня"[41], поставил перед ними зеркало, направленное не вверх, не вбок, а прямо в глаза. Из "Оды в ванной комнате":