Рок-звезда

Джульет поглядела куда-то поверх моей головы.

– Ну, тебе все равно придется сейчас разбираться.

– Как дела, Биби?

Развернувшись на каблуках, я расплылась в улыбке от уха до уха.

– О, Джейсон! Как дела? Принес нам кое-что на вечеринку? – и я пошевелила бровями, намекая, что кое-что – это такой код для наркотиков, как полная дура. – Но что-то я давненько уже не вижу Стивена, – я огляделась вокруг, словно он должен был возникнуть тут как по волшебству. – Хочешь, я пойду, поищу его?

Джейсон приподнял бровь.

– Не-е-е-ет. Я пришел на твой день рождения.

– Ой. Вау. Правда? Как мило! Спасибо!

Но единственное, за что я сейчас была благодарна, так это за полутьму в коридоре, потому что Джейсон не мог разглядеть, как я покраснела.

– Ты что-то давно не появлялась, – сказал он, потирая затылок.

Было как-то странно видеть его трезвым. Я не видела его таким с нашей самой первой встречи. Конечно, в самом начале. Когда мы с Гансом той ночью уходили, Джейсон надрался в жопу и ходил по горячим углям.

Но трезвым он мне нравился больше.

– Ну да, «Сопрано» же кончились, и я решила, что у вас будет перерыв.

– Не-а. Мы просто перешли на «Выжившего». Приходи поглядеть с нами.

– Ага, ладно. Звучит забавно. Эй, я… Я сейчас вернусь. Мне надо в туалет, – зачастила я, повернулась и шмыгнула в ванную.

Заперев за собой дверь, я поставила свой красный пластиковый стаканчик на край раковины. Поглядев на свое отражение в зеркале, я увидела там тощую восемнадцатилетку, на которой было больше черной подводки и блестящих теней, чем на стриптизерше, и попыталась понять, почему мне было так… странно.

Потому что я скрывала от Ганса свою дружбу с Джейсоном?

Возможно.

Оттого, что Джульет сказала, что Дева-Гот с ним кокетничает?

Может быть.

Потому, что мой день рождения почти закончился, но никто не спел мне «Поздравляем тебя», не купил торт с надписью «С днем рождения» и не вручил подарка, обернутого в именинную бумагу?

Скорее всего.

Я спустила до колен свои леопардовые штаны в облипку и уселась на унитаз в состоянии тихого пьяного самокопания.

«Так вот оно какое, взросление», – думала я, выливая из себя по меньшей мере три стакана пива, которое было настолько дешевым, что выглядело примерно так же, как и тогда, когда я его пила.

«Больше никаких свечек».

«Никаких тортов».

«Только бочонок дешевого пива и полный дом людей, которых я даже не знаю. Ну офигеть, вау».

Я оторвала три квадратика дешевой туалетной бумаги, и, естественно, как только просунула руку между ног, у меня зазвонил телефон.

«Блин!»

Я поспешила подтереться, спустить воду и выловить телефон из своей бездонной сумки, но, когда мне наконец это удалось, было слишком поздно. Я пропустила звонок.

Нажав на кнопку, чтобы включить экран, я увидела на нем три слова, которые пронзили меня ледяной стрелой.

Определитель гласил: «Тату-салон “Терминус”».

Наступил июнь.

Рыцарь вернулся.

Сглотнув, я заставила себя дышать дальше и глядела на эти слова до тех пор, пока экран не погас.

«Всё в порядке. Ты в безопасности. Если он звонит из “Терминуса”, значит, между нами сейчас тридцать или даже сорок километров. Он не знает, где ты. Ничего. Ты в порядке».

И тут мой телефон снова вспыхнул.

«Динь!»

Голосовое сообщение.

Рыцарь несколько раз звонил мне из Ирака, но я всегда стирала его сообщения, даже не прослушав. Я знала свои пределы. С ним я всегда была слабой. Я знала, что даже звук его голоса мне вреден.

Но, черт возьми, сегодня мой день рождения. И если уж в день рождения нельзя делать вредных вещей, то когда вообще можно?

Дрожащей рукой я поднесла светящийся кусок пластика к голове и задержала дыхание в пылающих легких. Мой палец нащупал кнопку «ответ» и вдавил ее.

– Эй, Панк. Я знаю, что ты не ответишь. Ты никогда не отвечаешь… теперь. Это ничего. Я понимаю. Я просто хотел поздравить тебя с днем рождения. Ты теперь выросла и можешь сама покупать себе чертовы сигареты. Если мы еще встретимся, может, ты и мне купишь. Надеюсь, все хорошо. Я… люблю тебя.

Щелк.

И я тут же раскаялась в своем решении.

Слова Рыцаря были легкими, но его голос звучал мрачнее, чем прежде. Дрожь, когда он говорил «это ничего», и пауза перед словами «люблю тебя» вызвали у меня острое желание помчаться к нему. Утешить его. Спросить, что с ним происходило в Ираке. Помочь ему справиться со всем этим, и неважно, каким ужасным это было.