Сто двадцать лет от начала Ветви. Группировка Черный венец, в то время уступающая по мощи только Армии Раскола, решила занять лидерство. Устроила теракт на выступлении Господина – пытались убить, дабы ослабить Армию междоусобицей за власть. Господин выжил, но именно тогда ему оторвало нижнюю часть тела. Поползли слухи о его слабости.
Чтобы удержать позиции, пришлось призвать живых: двое Временщиков и десяток Пространственников. Их снабдили Кристаллами Деблокировки и… Скажем так, отчет Временщиков о моих похождениях больше не казался невозможным, лишь тем к чему стоит стремиться. Закончился день воспоминаний выкриком Онина:
– Господин стал маяком уверенности и силы. За Господина! – присутствующие по новой подняли стаканы, а на нашем столе произошла смена тары.
Неинтересно. Уставился в окно с кусками оплавленного стекла по краям. Глаза уже не выгорали от обилия света, но то и дело приходилось смаргивать цветные пятна. А площадь снаружи жила: неваляшки не останавливались, закупались продуктами и бытовыми мелочами, общались и ругались, отдыхали и работали в поте лица.
Возле лавок босоногий и худощавый шкет сноровисто шарил по карманам почтенных горожан. Пара рабочих разгружала фургон, зависший в воздухе без колес. Городовой на другой стороне площади с дурацкой улыбкой общался с миловидной барышней. У одного из закованных в металл деревьев сидел музыкант и наигрывал… на пустоте. Это ничуть не мешало мелодии – мягкие аккорды долетали до меня, теряя лишнее в фоновом шуме бесконечного шелеста крыльев бабочек, и тем успокаивали.
Десятки и сони фигур, десятки и сотни судеб. Вроде где-то уже видел подобное? Только здесь жизнь никогда не случилась.
– Господа. Дамы. Вы с таким наслаждением рассказываете… – Рейм соблаговолил вынырнуть из пучины мыслей. Внимание сосредоточилось на нем. Временщик обвел взглядом присутствующих. Многие отвели взоры. Я приготовился. – Вам нравится война?
– Нравится? – мимика Онина пустилась в танец, подчеркивая каждое слово, но взгляд оставался прямым. – Как «благородному» джентльмену, мне следует сказать что-то вроде: «война – кошмарное проклятье, которого цивилизованные люди должны избегать любым способом!» Хотя как офицер, признаюсь: подобное – брехня! Не стану говорить за других, но я влюблен в войну. Не случись ее, я бы не встретил тебя, Муня! Война – самое прекрасное, честное и свободное, что изобрело человечество…
– Серьезно? Прекрасное? Свободное? Честное? В каком же месте? – тон Рейма пребывал ровным, словно пульс покойника.
– Рейм, не спеши. Думаю, у тебя найдется не один десяток доводов, почему война – плохо, – Временщика аж передернуло от подобной формулировки.
– Мы их осознаем, – слова Муни вписалась в речь Онина так же органично, как приток впадает в основное русло. – Например, нам не нравилось, когда горстка политиков пыталась выдать свои интересы за интересы страны и жителей.
– Не нравилось, как религия пением гимнов, заглушая разум, давила на чувства: долг, патриотизм, другие глупости, – Призрак обнял девушку.
– Не нравилось, что невезучих малолеток и стариков везут на бойню.
– Мы не желали узреть десятки разрушенных городов, сотни разбитых семей, тысячи погибших и десятки тысяч исковерканных жизней! – шелестели вкрадчивые слова.
– Не хотелось видеть выжженные земли… – голоса переливались и сливались.
– Мы спрашивали: зачем? Стоит ли причина того? – Онин замолчал, а я услышал шелест крыльев бабочек в идеальной тишине помещения. – Для себя мы нашли ответ. Хотя, должен признать, только попав в Ветвь бесконечной войны. В тот момент, когда у появился выбор. Однако… он не для вас. Вам еще есть что терять. Только утратив имеющееся, вы придете к тому же, что и мы.
– Кхе. Кхе. Мои соратники хотят сказать, война – толчок для развития сильных, – с ленцой вступил старик из-за стойки. Заиграли новые тона в симфонии слов. – Погибают слабые. Они не в состоянии пережить времена смут. Причем смерть не самое страшное. Смерть одинакова всегда. Кхе. Кхе. Будь ты бессильный и почти не соображающий старик, о котором родичи забудут через пару лет, или молодой боец, жертвенно совершающий подвиг и тем увековечивающий себя, – гримаса прошла по лицу… по многим лицам в зале. – Нет, кровь и боль не самое плохое. То, до чего может опуститься человек куда отвратительнее.
– Вот только на фоне тьмы и вопреки лишениям проявляется самое светлое в людях, ребятки, – Онин оставался непоколебим. – Возникают герои, спасающие людей! Появляются ученые, что изобретают великие вещи! Находятся деятели искусства, чьи тексты вдохновляют множество поколений на свершения!