Из всего этого можно было сделать вывод: в создавшейся обстановке враг предпримет все меры к тому, чтобы окружённая группировка как можно дольше держалась под Сталинградом, отвлекая на себя побольше наших сил и тем самым способствуя закрытию огромной бреши в его фронте, образовавшейся в результате успешного наступления советских войск на сталинградском и ростовском направлениях.
Дело прошлое, но мне думается, что было бы всё же целесообразнее 2-ю гвардейскую армию использовать так, как вначале намеревалась поступить Ставка, то есть быстро разделаться с окружённой группировкой. Этот смелый вариант открывал огромные перспективы для будущих действий наших войск на южном крыле советско-германского фронта. Как говорится, игра стоила свеч.
Конечно, меня снова могут упрекнуть, что сейчас, когда всё стало ясным, легко рассуждать о чём угодно, но я и тогда был сторонником использования 2-й гвардейской армии в первую очередь для разгрома окружённой группировки, предлагая в случае приближения вражеских сил к «котлу» повернуть против них всю 21-ю армию. Ставка предпочла принять другой вариант, надёжно гарантирующий от всяких неожиданностей».
Пополнение из резерва Ставки оказалось небольшим, по определению Рокоссовского, — «каплей в море»: 20 тысяч штыков. Командующий тут же приказал «подчистить» ближайшие тылы и госпитали. Набрали ещё 10 тысяч.
На усиление ударных группировок в распоряжение штаба Донского фронта прибыли лётчики — представитель Ставки генерал А. А. Новиков[91]
и командир 3-й авиадивизии дальнего действия Ставки ВГК генерал А. Е. Голованов[92].Генерал Воронов, осуществлявший общее руководство операцией «Кольцо», смог привлечь для обеспечения наступления артиллерийское усиление: «артиллерийскую дивизию прорыва, два артиллерийских пушечных полка большой мощности, один артиллерийский дивизион большой мощности, пять истребительно-противотанковых полков, один зенитный артиллерийский полк, две гвардейские миномётные дивизии…» А также три гвардейских танковых полка.
Решающая атака на Сталинград была назначена на утро 10 декабря 1942 года.
Первой в атаку поднималась 65-я армия Батова.
С Батовым у Рокоссовского состоялась традиционная встреча на командном пункте. Обсудили задачи. В заключение с едва заметной улыбкой комфронта сказал:
— Надеюсь, Павел Иванович, во время наступления продвижение своих войск вы будете определять не горизонталями, а более отчётливыми ориентирами.
Батов тоже не сдержал улыбки:
— Что ж, Константин Константинович, при таком усилении артиллерией и танками постараемся выдержать вертикаль.
«А было это, — вспоминал маршал, — во время тяжёлых декабрьских боёв, когда от нас настоятельно требовали быстрейшего разгрома только что окружённого противника, сил же и средств для этого у нас не хватало. Вызвав Батова к телефону, я спросил, как развивается наступление.
— Войска продвигаются, — был ответ.
— Как продвигаются?
— Ползут.
— Далеко ли доползли?
— До второй горизонтали Казачьего кургана.
Несмотря на досаду, которую я испытывал от таких ответов, меня разбирал смех. Понимая состояние командарма и сложившуюся обстановку, я сказал ему: раз уж его войска вынуждены ползти и им удалось добраться только до какой-то воображаемой горизонтали, приказываю прекратить наступление, отвести войска в исходное положение и перейти к обороне, ведя силовую разведку, с тем чтобы держать противника в напряжении».
Из Москвы в штаб Донского фронта на имя Рокоссовского шли не только директивы и распоряжения. Время от времени он получал письма от жены и дочери. Он перечитывал их по нескольку раз, хранил. Когда выпадала свободная минута и можно было уединиться, садился за ответ.