Впоследствии прославленный фельдмаршал и талантливый мемуарист Манштейн всю вину за Сталинград возложит на основного козла отпущения — фюрера. Отметит и нерешительность Паулюса, который для спасения двухсот тысяч человек не пошёл на прорыв из «котла» вопреки приказу командующего группой армий.
Один из офицеров, переживший ужасы окружения, а потом и советский плен, вспоминал: «Да, конечно, долг и главная добродетель хорошего солдата — повиноваться всегда и всюду, даже если он и не понимает смысла полученного приказа. Но здесь, у нас, своим властным языком говорят сами факты. Только за последние шесть недель погибло круглым числом 100 тысяч человек. Тот, кто в таких условиях намерен ценой гибели остальных 200 тысяч человек сохранить своё слепое и тупое повиновение, не солдат и не человек — он хорошо действующая машина, не больше!»
Адъютант Паулюса Адам писал: «Я считаю, что в случае своевременной капитуляции могло спастись и после войны вернуться к своим семьям намного больше 100 тысяч солдат и офицеров».
Рокоссовский, сожалея о том, что операция с ультиматумом провалилась, обычно очень сдержанный в своих мемуарах, с горечью воскликнул: «Скольким людям это сохранило бы жизнь!»
И снова первой в дело вступала 65-я армия. На командный пункт генерала Батова Рокоссовский прибыл, как всегда перед атакой, затемно. На той стороне уже полыхало зарево, оттеняя полоску горизонта, — по целям, расположенным в глубине «котла», работала дальняя бомбардировочная авиация генерала Голованова. Вскоре огненные столбы начали подниматься ближе — позиции немецкой артиллерии обрабатывала штурмовая авиация генерала Руденко. Ровно в восемь часов натянули шнуры артиллеристы Донского фронта; через пять минут огненный смерч начал крушить немецкую оборону по всему периметру «котла». Наибольшая плотность огня была достигнута на направлениях главных ударов. На северном участке, где наступала армия Батова, впервые в таком масштабе был применён новый метод огненного вала: артподготовка ещё шла, а атакующие пехотные подразделения, сопровождающие танки, и противотанковая артиллерия уже шли вперёд, продвигаясь вслед за стеной артиллерийского огня.
Немцы дрались с отчаянием обречённых. Многие из них, и солдаты и офицеры, понимали, что это их последний бой. Рокоссовский, всматриваясь в лица бойцов, которым предстояло идти в атаку, с болью понимал, что многие из них через несколько часов погибнут от огня изготовившегося к обороне противника, не пожелавшего сложить оружие и знамёна.
Сопротивление немцев оказалось действительно упорным, а потери наступавших пехотных и танковых частей Донского фронта довольно ощутимыми.
Маршал потом вспоминал: «Непрерывные многодневные бои в суровых условиях утомили и наши войска. К тому же мы несли потери не только от вражеского огня, но и от холода.
Бойцы всё время находились под открытым небом, без возможности хотя бы время от времени отогреться. Потери личного состава увеличивались, а все источники, откуда мы раньше черпали пополнение, иссякли. Между тем сопротивление противника не уменьшалось, так как по мере сокращения занимаемой им территории уплотнялись его боевые порядки.
Малочисленность пехоты вынуждала нас всю тяжесть прогрызания вражеской обороны возлагать на артиллерию. Пехоту мы в основном стали использовать лишь для закрепления захваченного рубежа.
Бывая часто на позициях, я видел, что собой представлял тогда боевой порядок наступавших войск. Жиденькие цепочки бойцов двигались по заснеженному полю. За ними поэшелонно двигались орудия прямой наводки. На линии орудий людей оказывалось больше — это были артиллеристы, обслуживавшие пушки. На огромном пространстве виднелось до десятка танков, за которыми, то припадая к земле, то вскакивая, перемещались мелкие группы пехотинцев. Артиллерия, действовавшая с закрытых позиций, сопровождала своим огнём весь этот боевой порядок, нанося удары по отдельным участкам. Время от времени обрушивались на противника залпы «катюш». Штурмовая авиация даже в самых сложных условиях также старалась поддерживать действия нашей малочисленной пехоты, нанося удары по очагам сопротивления группами самолётов, а в туман — и одиночными самолётами».
26 января «котёл» был рассечён встречными ударами северной и южной группировок Донского фронта. И снова, когда положение окружённых стало абсолютно гибельным, появилась надежда на прекращение сопротивления. Но противник не сложил оружия и теперь.
Как писал впоследствии Рокоссовский, оставалось одно — «применить силу».
31 января южная группировка сталинградского «котла» прекратила своё существование. Её командующий генерал Фридрих Роске принял капитуляцию.