Рокоссовский. Клинок и жезл

Якимович отвечал, что на улице очень холодно и что лучше бы поехать на машине. Когда я переводил эти слова, на лице Паулюса было написано явное желание настаивать на своей просьбе.

— Ну что ж, — сказал Якимович, — если вам угодно…

Он доложил начальству. Согласие было получено. Мы вышли на улицу и молча двинулись по дороге втроём. Где-то сзади шли конвоиры. Была морозная, звёздная ночь, совершенно тихая и спокойная. Снег скрипел под сапогами. И вдруг Паулюс, повернувшись в мою сторону, сказал:

— Вы знаете, я много месяцев не видел звёздного неба».

Финал, конечно же, трогателен, но отказ главного действующего лица сцены под звёздным небом в Заварыгине от возможности спасения своих солдат от смерти делает эту сцену чудовищной…

В воспоминаниях военного переводчика командующий Донским фронтом странно пассивен. Он не задаёт пленному фельдмаршалу ни одного вопроса. Либо вопросы Рокоссовского показались Безыменскому столь малозначительными, что он не счёл нужным включить их в текст.

У нас есть возможность сравнить воспоминания о той встрече с впечатлениями самого Рокоссовского:

«В помещении, куда должны были привести Паулюса, находились мы с Вороновым и переводчик. Комната освещалась электрическим светом, мы сидели за небольшим столом и, нужно сказать, с интересом ожидали этой встречи. Наконец открылась дверь, вошедший дежурный офицер доложил нам о прибытии военнопленного фельдмаршала и тут же, посторонившись, пропустил его в комнату.

Мы увидели высокого, худощавого и довольно стройного генерала, остановившегося навытяжку перед нами. Мы пригласили его присесть к столу. На столе у нас были сигары и папиросы. Я предложил их фельдмаршалу, закурил и сам (Николай Николаевич не курил). Предложили Паулюсу выпить стакан горячего чая. Он охотно согласился.

Наша беседа не носила характера допроса. Это был разговор на текущие темы, главным образом о положении военнопленных солдат и офицеров. В самом начале фельдмаршал высказал надежду, что мы не заставим его отвечать на вопросы, которые вели бы к нарушению им присяги. Мы обещали таких вопросов не касаться. К концу беседы предложили Паулюсу дать распоряжение подчинённым ему войскам, находившимся в северной группе, о прекращении бесцельного сопротивления. Он уклонился от этого, сославшись на то, что он, как военнопленный, не имеет права давать такое распоряжение. На этом закончилась наша первая встреча. Фельдмаршала увели в отведённое для него помещение, где были созданы приличные условия.

Северная группа не сложила оружия. Готовим по ней новый удар. Сразу после разговора с Паулюсом я отправился на командный пункт командарма Батова, взяв с собой Казакова и Орла. К рассвету мы были вместе с Батовым на его наблюдательном пункте, который располагался на железнодорожной насыпи. Отсюда прекрасно просматривалась впередилежащая местность.

Из докладов командующих армиями Чуйкова и Жадова явствовало, что их войска к действиям готовы и что противник не намерен сложить оружие. Что ж, придётся заставить его силой. А пока над полем боя воцарилась полная тишина. Не слышно было даже одиночных выстрелов».

А дальше Рокоссовский, обычно сдержанный, рассказывая о 1 февраля, последнем ударе по северной группировке генерала Штрекера, дал волю чувствам:

«Наступал рассвет, и с нашего наблюдательного пункта стали уже просматриваться ближайшие, расположенные позади нас артиллерийские позиции. Особенно рельефно выделялись длинные ряды реактивных миномётов — «катюш». Мне, старому коннику, они напомнили построенные для атаки развёрнутым фронтом кавалерийские эскадроны. Об этом я сказал Батову и другим товарищам. Они согласились: действительно, похоже».

Как и в годы командирской юности, перед атакой он снова чувствовал себя в конном строю, в седле, как будто вот-вот должна прозвучать команда: «Шашки вон! Пики — к бою! В атаку — марш-марш!»

Удар по северной группировке был ещё мощнее и сокрушительнее. Сюда подтянули артиллерию, высвободившуюся после ликвидации южной части «котла». Самолёты 16-й воздушной армии тоже сконцентрировали свои удары по целям северной группировки. «Всё делалось так, — вспоминал маршал, — чтобы в предстоящем бою наши войска понесли как можно меньшие потери».

Сразу после массированного авианалёта и артподготовки в дыму и чёрном от копоти снегу изготовившиеся к атаке войска увидели копошащиеся фигурки с белыми флагами.

Однако на отдельных участках сопротивление продолжалось ещё около суток. И только на следующий день сдача в плен остатков группы Штрекера приняла массовый характер.

Со сталинградской группировкой 6-й армии было покончено.

Победители начали делить трофеи.

История свидетельствует, что для многих из вчерашних героев, прошедших огонь и воду, а также сталинградские морозы и железные метели, непреодолимыми оказались медные трубы…

«Из сообщения 2-го отдела 3-го УНКВД СССР

в УОО НКВД СССР

об отрицательных явлениях в частях Донского фронта

5 марта 1943 г.

В штабы армий и штаб фронта приходят донесения, одно из которых всегда исключает другое.