Рокот

Он больше не находил сил, чтобы реагировать: пугаться, кричать или молча вслушиваться в звуки. Он медленно погружался в дрему, пока в его тесное пространство не ворвался терпкий свежий воздух.

– Стас, Стас… – позвал кто-то голосом Роберта. – Я сейчас, погоди, потерпи.

Крышка продолжала сдвигаться вбок. Легкие с жадностью впитывали воздух, грудь настолько вздыбилась, что Стаса выгнуло. Мелькнула мысль, что он сейчас лопнет от наполнившей его свежести, взорвется, как чертов воздушный шар.

Чьи-то сильные руки обхватили его плечи и встряхнули так, что с волос посыпались крупицы успевшей подсохнуть грязи.

– Живой, Платов… Живой же, а! Живой! Думал, не успею. – В голосе Роберта смешались слезы и смех. – Давай-ка, вылезай. Вылезай… Гул почти закончился, а мы все еще живы.

Стас поморщился, не веря ушам: как закончился? И это все?

Друг помог ему сначала сесть в гробу, потом – подняться на ноги. Стас задрал голову. Сквозь дымку тумана он разглядел на небе звезды, и не было зрелища величественнее и прекраснее.

Роберт ловко вскарабкался наверх, на двухметровую высоту, и подал Стасу ладонь.

– Цепляйся, я тебя вытащу.

Словно пребывая во сне, он послушно протянул ему руки. Крепко ухватив Стаса за запястья, Роберт вытянул его из ямы, завалился на кучу свежевырытой земли и тяжело задышал.

Стас перекатился на спину и замер.

В ушах шумело.

– Роб, скажи мне что-нибудь, – выдохнул он. – И желательно ударь меня, чтобы я поверил, что все это – не сон. Возможно, я все еще лежу там? А, Роб?

– Возможно. – Вместо голоса Роберта появился чужой скрежещущий хрип.

От ужаса и неожиданности Стас подскочил. То, что раньше казалось ему Робертом, тоже подскочило. Неестественно пригибаясь, оно уставилось на него бездонными черными глазницами. Худое нескладное существо, низкорослое, с посеревшим лицом и подрагивающей гнилой дырой вместо рта.

Это был Бежов. Андрей Бежов, пятнадцатилетний подросток с пробитой головой и в грязном тряпье: полуистлевших спортивных штанах «Найк» и той самой синей футболке.

Он смотрел на Стаса изучающе, принюхивался, его ноздри дергались, пока он втягивал в свои гнилые легкие живой запах.

– Привет, Платов. – В черной яме рта показались редкие зубы, и мелькнуло что-то наподобие улыбки.

Стас вытер пальцами измазанное в земле лицо и произнес:

– Я пришел просить у тебя прощения. Я виноват в твоей смерти, Андрей.

– Какая речь, – еще шире оскалился Бежов. – Думаешь, мне этого достаточно? Ты готов сделать что-то более весомое, чтобы получить мое прощение?

– Готов.

– Даже не знаю… надо подумать. – Бежов сплюнул желтым сгустком гноя и снова впился в лицо Стаса сверкнувшими внутри черных дыр белыми зрачками. – Съешь горсть земли, – потребовал он с хриплой усмешкой. – Вот прямо сейчас, при мне, возьми и сожри ее, Платов. Горсть землицы из моей могилы. А? Как тебе такое испытание?

Взгляд Стаса невольно скользнул по куче земли у края ямы. По телу пронеслась дрожь отвращения.

– А если я не хочу?

Бежов расхохотался. Его смех был похож на уханье совы.

– А тебя никто не спрашивает, хочешь ты этого или нет. Если ты не будешь жрать землю, следующим в могиле проснется твой дружок-очкарик. Он как раз растерялся и никак не может тебя найти. Ну? У тебя минута. Приступай. Жри землю, Платов. Я давно хотел, чтобы ты искупил свою вину передо мной каким-нибудь особо неприятным способом. – Он хлопнул в ладоши. Звук вышел не звучным, а чавкающим, с кожи Бежова что-то брызнуло. – Есть еще вариант. Приведи ко мне Марьяну Михайлову. Ты же знаешь, она мне нравилась. Я обниму ее, поглажу по голове и другим местам. Решай. Веди Марьяну или жри землю. Давай, выбирай.

Мертвое тело Бежова охватила тряска: он снова захохотал.

Стас наклонился и сгреб рукой горсть сырой жирной земли. Поднес ко рту, посмотрел на Бежова. В его глазницах жадно блеснуло ликование.

– Ну… давай, – с придыханием произнес он. – Жри, я тебе сказал. Согласись, я бы мог придумать что-нибудь более изощренное, но в память о наших школьных годах я не стану тебя мучить. Ешь!

И Стас начал есть.

Есть землю прямо с могилы.

Он ни разу не сплюнул и не поморщился. На зубах скрипело, но Стас упорно толкал в рот слипшиеся, воняющие гнилой древесиной комья. Он словно пребывал отдельно от своего тела, заставляя себя не воспринимать то, что с ним происходит. Вспомнив недавний разговор с Робертом, он мысленно начал считать про себя: «Пятьдесят девять, пятьдесят восемь, пятьдесят семь, пятьдесят шесть…» – и ел землю.

Мелкие острые камешки скребли по горлу и пищеводу, застревали между зубами, царапали нёбо.

– Жри, Платов! Давай! – Бежов хлопнул себя по ляжкам. – Какой ты послушный! Жри! Жри!

Когда в ладони Стаса ничего не осталось, Андрей, став серьезным, сказал:

– А теперь слушай сюда, жалкий кусок отбросов. Ты ничего мне не должен. И никогда не был должен. В тот день смерть нашла меня сама, без твоей помощи. Я просто поскользнулся. Ты в этом не виновен, а жаль, уж я бы сейчас поиздевался над тобой вдоволь. – Он вздохнул и поинтересовался: – Ну и как тебе вкус моей могилы? Здорово я тебя сделал, а?