Рокот

Марьяна была жива, дышала ровно и спокойно.

– Мари, пожалуйста… – зашептал он, склонился над ней.

И только сейчас понял, что часть ее волос, от правого виска до затылка, под корень сострижена, но не успел сделать выводы, почему и кто это сделал.

В отблеске автомобильных фар он уловил движение тени, и в ту же секунду Егор набросился на него, сшиб в мелководье, повалил на спину и придавил собой сверху. Тонкие пальцы – эти чертовы пальцы пианиста – сдавили ему горло.

– Вонючий выкормыш… вонючий, вонючий выкормыш… ты опять тут… – Перед глазами кривился его обезображенный гневом рот. – Когда же ты сдохнешь? Сдохни, сдохни!

Стас извернулся и ударил Егора снизу в живот, насаживая на свой кулак и отталкивая его коленом, чтобы сбросить с себя. Егор упал на бок и захрипел. Стас перекатился на живот и пополз из воды на берег.

Пальцы утопали в мягком иле, ногти скребли попадающиеся в песке камни и щепки, а Стас все полз и полз.

За спиной послышался плеск, сверху накрыла тень, и на затылок Стаса обрушилось что-то тяжелое и твердое. В глазах порозовело от болевой вспышки, и Стас, зажмурившись, уткнулся лицом в песок. Из разбитого затылка по шее заструилась теплая кровь.

– Ч-черта с два… ты от м-меня уйдешь, П-платов, – заикаясь, захихикал Егор. – Надо же, ты вдруг перестал б-бояться воды? Но это ничего… ничего, братец… мы что-нибудь п-придумаем…

Он потянул Стаса за шиворот и перевернул на спину, сам же опустился сверху, вогнав колено ему в живот.

В его правой руке белел камень.

– Раз ты не захлебнулся, я расквашу тебе рожу. Это будет даже приятнее. – С безумным блеском в глазах Егор занес над головой Стаса камень и добавил: – Я продолжаю счет: тридцать четыре – тридцать пять. Ты проиграл навсегда. Пока, выкормыш.

– Что у тебя в руке? – прохрипел Стас.

– Что? – Егор замер.

– В руке… что?

Только сейчас Стас заметил, что Егор держит не камень, а человеческий череп. Белеющий в свете фар человеческий череп. Егор перевел взгляд на руку, но не заметил ничего необычного. Зато Стас использовал его заминку: сгреб в кулаке горсть песка и швырнул Егору в глаза.

– Ах ты тварь… – Тот зажмурился и отвернулся.

Стас в это время ударил противника ногой, но Егор еще сильнее навалился на него.

– Не-ет. – Он вытер слезящиеся глаза тыльной стороной запястья. – Мы не закончили.

Их взгляды встретились.

Стас был уверен: сейчас, в эту самую секунду, они думали об одном и том же. О том, что вот он, момент истины. Судьба, утомившись, столкнула их лбами, чтобы прекратить многолетнее и бессмысленное противостояние.

Стас приготовился, зорко наблюдая за жестами и лицом брата, ловя малейшую смену его настроения и поведения. Камень (то есть череп) все еще угрожал обрушиться на его голову.

– Ну и что дальше, Егор?

– Признай, что слабее меня.

– Признаю, – выдохнул Стас. – В искусстве ненавидеть тебе равных нет.

– Неужели? – Голос Егора смягчился. Рука с черепом опустилась. – Ты снова проигрываешь? Надо же, ты не перестаешь меня поражать, выкормыш. На самом деле ты всегда меня поражал. Я ведь не только ненавидел тебя – я восхищался тобой, боготворил тебя, равнялся на тебя. Можешь в такое поверить? Ты занимал огромное место в моей жизни. Ты доказал, что достоин уважения. Но вот скажи, Стас, скажи мне, по какой такой причине они любили тебя больше, чем меня? А? Ты знаешь?

– Кто?

Егор брезгливо скривил губы.

– Они. Эти люди, что взяли нас с тобой из детдома. Тебя – из одного, меня – из другого. Почему твоя приемная мать любила тебя больше, чем моя приемная мать меня? Почему так? Чем я хуже тебя? Ну чем? – Рука с черепом снова поднялась над головой Стаса. – Ты знаешь причину?

Стас не мог поверить в то, что услышал. Он уставился на Егора и выдавил:

– И ты молчал?

Егор рассмеялся.

– Удивлен? Меня усыновили еще в грудном возрасте. Но в нашей семье не принято об этом распространяться, я сам узнал. Тамара Леонидовна не желала портить фигуру, боялась рожать, а ребенка хотела. Точнее, то, что можно держать вместо куклы, чтобы ее наряжать, или вместо болонки, чтобы выставлять на различных собачьих конкурсах.

– Если ты такой же… тогда почему ко мне все время цеплялся?

– А потому, – рука с черепом взметнулась выше, – что ненавижу я тебя все же больше, чем люблю.

Стас мотнул головой.

– Я не понимаю… не понимаю. Вместо того чтобы выносить друг другу мозги и творить всякую хрень, мы могли бы стать настоящими братьями. И ничего бы этого не было. И Бежов был бы жив, и все было бы нормально…

– Не вешай вину на меня одного, Платов. Ты ненавидел меня точно так же, как и я тебя. Мы сделали это вместе. И Бежова мы убили вместе.

С озера пахнуло сыростью и гнилью, зашумел ветер.

За спиной Егора из воды показались фигуры, десятки и сотни: мужчины, женщины, дети. С сизыми лицами, в прогнивших лохмотьях, они выходили из воды и медленно заполоняли берег.

– Сзади… – выдавил Стас.

– Нет, Платов, второй раз у тебя это не пройдет, – процедил Егор.

Легион мертвых тел загудел, зарокотал. Они открыли рты и выдали хор монотонных низких голосов. Но Егор их не слышал.