Роковая Фемида. Драматические судьбы знаменитых российских юристов

В 1904 году вместе со своим бывшим патроном Ф. Н. Плевако он выступал в Санкт-Петербургском окружном суде. Слушалось дело А. А. Стаховича против редактора газеты "Гражданин" князя В. П. Мещерского. Причем на этот раз оба адвоката являлись представителями "обвиняющей стороны". История началась с того, что камергер высочайшего двора Стахович, участвуя в качестве сословного представителя в заседании судебной палаты по делу об истязаниях, которым подвергся со стороны полиции некий Ибрагимов, написал по этому поводу статью. После нескольких безуспешных попыток напечатать ее сначала в местной прессе, а затем в "Санкт-Петербургских ведомостях" и газете "Право" он отложил ее в сторону. Однако спустя некоторое время статья без ведома автора появилась в заграничном органе "Освобождение", издававшемся П. Б. Струве. Вот по этому-то поводу князь В. П. Мещерский и поместил в своем "Гражданине" заметку — обвинял предводителя дворянства и камергера Стаховича в умышленном предании гласности событий пятилетней давности с целью "набросить тень на нынешнюю административную власть". Факт сотрудничества с оппозиционной печатью Мещерский назвал "оскорблением патриотизма, почти равным писанию сочувственных телеграмм японскому правительству" (тогда шла война с Японией) и заявил, что автору "плеватьна все дворянство, избравшее его предводителем". В этом процессе Маклаков проявил себя наилучшим образом, блеснул своей речью и Плевако. В итоге суд признал Мещерского виновным в клевете, приговорив к двухнедельному аресту на гауптвахте. Приговор был встречен рукоплесканиями многочисленной публики. Правда, впоследствии судебная палата отменила его и оправдала князя.

Некоторые современники считали "ораторским шедевром" речь Маклакова в деле о Выборгском воззвании, когда в 1908 году под суд были отданы депутаты Первой Государственной думы, обратившиеся после ее роспуска с призывом к населению оказать гражданское неповиновение властям, а в знак протеста не платить налогов и отказаться от службы в армии.

Значителен его вклад и в оправдание Бейлиса, обвинявшегося в ритуальном убийстве мальчика. Дело казалось запутанным. Бейлис был предан суду дважды: в первый раз — в январе 1912 года, затем вторично, после доследования, — в мае 1913 года. Сам процесс начался 25 сентября 1913 года и продолжался пять недель. Дело слушалось Киевским окружным судом с участием присяжных заседателей. Защищали Бейлиса, как тогда считалось, "лучшие представители оппозиционно к правительству настроенной адвокатуры": В. А. Маклаков, которого называли "наиболее блестящим оратором", знаменитый Н. П. Карабчевский и один из лучших "кассационных защитников" — О. О. Грузенберг. По словам писателя В. Г. Короленко, присутствовавшего на процессе, состав присяжных заседателей по этому делу был "подобран тенденциозно", тем не менее адвокаты сумели найти к ним "ключи" и добиться оправдания подсудимого.

Маклаков активно участвовал в создании Конституционно-демократической партии (кадетов), был членом ее Центрального комитета и по партийным спискам трижды избирался в Государственную думу. Здесь он проявил себя как горячий сторонник законности и убежденный противник административного произвола. В своих многочисленных статьях и выступлениях этого периода высказывался против введения военно-полевых судов, ратовал за отмену смертной казни, настаивал на неприкосновенности личности. Заметно было его участие и в думских комиссиях: редакционной, судебной, по запросам, по вероисповедным делам, по старообрядческим вопросам и некоторых других. Совместно с И. Я. Пергаментом он подготовил "Наказ" (регламент) Государственной думы, которым она неофициально руководствовалась в повседневной работе.

Выступления Маклакова в Государственной думе посвящались самым важным вопросам, его речи пользовались большим успехом и часто вызывали одобрение большинства. Один из московских друзей Маклакова, бывший городской голова Челноков, рассказывал, что накануне своих выступлений Василий Алексеевич обычно приходил к нему и перед ним, единственным слушателем, репетировал речь, с которой намеревался выступить в Думе, произнося ее с тем же темпераментом, как и с думской трибуны.