И вдруг Люцита увидела, как подъехала машина Зарецкого, из который вышли Рыч и эта мерзкая разлучница. И все, мир померк. Какое солнце? Зачем оно? Зачем этот ясный день, если все так плохо! Да что там плохо… Безнадежно! Люцита убежала прямо со сцены. Хорошо, Бейбут — человек опытный. Продолжил вместо нее номер. Да так, что публика подумала, будто так и надо по сценарию.
Девушка убежала в лесок, выплакалась там. Потом решила, что нечего плакать — надо что-то делать. Спустилась к реке, причем с риском — обрывы тут крутые, а где безопасные тропки, она не знала. Нашла воду помельче, заводь. Поймала лягушку. Вспомнила все, что знала, о колдовских делах. Раскрутила ее над головой за правую лапку.
Да и бросила ее через левое плечо.
Посмотрела в небо.
И вдруг из-за утеса на набережную выкатила громаднейшая свинцовая туча. Ударила молния, загремел гром. Упали первые тяжелые капли дождя.
Люцита сначала даже не поверила в свою удачу. Потом начала бегать по мелководью, бить по воде ступнями, хохотать и кричать что-то бессвязное.
Началась истерика.
«Что ж за невезение такое!» — подумали таборные: уже второй раз подряд нормально выступить не получается. От первых же капель дождя все зрители разбежались.
Сквозь прорези в медвежьей голове Сашка увидел, как Маргоша мучается, убирая столики (а на каждом еще и посуда). Хорошо Рыч под руку попался — попросил его помочь…
А Кармелите только и нужно было, чтоб охранник отвлекся на секундочку, схватила Миро за рукав и убежала с ним. Вышел Рыч из кафе — Кармелиты и след простыл. Сплюнул со злости на землю, спрятался от дождя под навес и начал размышлять, где можно отыскать непокорную поднадзорную.
Кармелита и сама не знала, зачем сбежала. Прежде всего, конечно, из-за непокорного характера. Оттого и смеялась громко, испытывая ни с чем не сравнимую радость праздника неповиновения.
Добежали до заброшенного театра.
— Сюда! Скорей! Вот здесь… — прокричала она.
Миро же совсем иначе понял ее радость. Как писал большой друг цыган: «Ведь обмануть меня нетрудно. Я сам обманываться рад!»
Они пробрались в зрительный зал с поломанными, раскуроченными сиденьями.
— Замерзла? — спросил Миро ласково, вытер капли дождя с ее лица. И… поцеловал ее в губы. Кармелита не ожидала этого, поэтому высвободилась не сразу, но сделала это решительно:
— Не нужно. Не делай этого!
— Прости… Я не сдержался! — Миро разнервничался, начал теребить ножны на поясе.
И тут Кармелита вспомнила, о чем она хотела его спросить:
— Ты всегда с собой нож носишь?
— Да, — беззаботно ответил Миро. — Он как продолжение моей руки…
— Скажи, а где ты был два дня назад поздно вечером?
— Не помню… Гулял, наверное, о тебе думал.
— А где гулял?
— Я думал, тебя будет интересовать с кем, — улыбнулся Миро. — Не помню. Да зачем тебе это?
И тут Кармелита спросила резко, как под дых ударила:
— Это ты напал на парня, которого увидел тогда рядом со мной на озере?
Миро промолчал, вспомнил отцовский совет «разобраться с соперником». Да, в ту секунду он хотел убить этого парня. Но потом успокоился.
Кармелита поняла его молчание как утвердительный ответ.
— Отвечай! Ты хотел убить Максима?
— Я не понимаю, о чем ты говоришь?
— Ты хотел убить его вот этим ножом? Что ты делаешь вид, будто не знаешь, что с ним произошло?
Миро вспыхнул:
— Меня не интересует, что с ним произошло. Меня интересует, что у тебя с этим парнем?!
— Это не твое дело! Отвечай: ты хотел его убить или нет?
— Нет, это ты отвечай: встречаешься с ним или нет?!
— Да! — ответила Кармелита, с дерзкой смелостью глядя ему прямо в глаза.
Рубина прошла в комнату для свиданий, села напротив Олеси. Неловко сложила руки на коленях. Девушка смотрела на нее угрюмо:
— Зачем ты пришла?
— Пришла проведать… А ты не рада мне?
Олеся грустно улыбнулась:
— Я уж и не знаю, чему радоваться, чему нет. Может, ты меня снова отравить захотела?!
— Олеся, что говоришь? С какой стати мне тебя травить?
— А почему пироги, что ты мне, уходя, оставила, были отравлены? Мышки съели их и все сдохли…
— Олесенька, родная, это меня хотели отравить, а не тебя. Я потом дома рвотное весь вечер пила и еле-еле с того света выкарабкалась. А сегодня вдруг что-то кольнуло меня: Олеся! сходи к Олесе! Дура старая! Я ведь про те пирожки оставленные забыла совсем. Мне так плохо было. А ты же действительно пострадать могла из-за меня.
И Олеся как-то сразу поверила цыганке:
— Да ничего, обошлось — прошло все. Спасибо, что вспоминаешь обо мне.
— Дай-ка мне твою ручку.
Олеся протянула Рубине ладонь. Гадалка вгляделась в нее:
— Ну вот… Ты сейчас на перепутье… Можешь так поступить, можешь этак — все равно двойная линия судьбы в одну сходится.
— Что это значит?
— Значит, какой бы ты путь ни выбрала, все равно будешь счастливой!
— А если путь, ну… не совсем честный?
— Человек должен поступать как нужно, как должно! А там его рассудят. Ну-ка дай еще гляну… Твое сердце тебе верный путь подскажет. Видишь — линия сердца с линией судьбы сходятся? Такое редко бывает: счастливой будешь, любимой будешь…
— Ой, Рубина, успокаиваешь ты меня, утешаешь.