— У вас не найдется немного мюслей? — спросила Сьюзан.
— Это какой-то сорт сосисок? — подозрительно осведомился Альберт.
— Это орехи и зерно.
— Жир?
— Нет, я думаю, жира в нем нет.
— Как ты тогда собираешься это жарить?
— Его не надо жарить.
— И ты называешь это завтраком?
— Необязательно зажаривать что-то, чтобы можно было съесть это на завтрак, — сказала Сьюзан. — Я хочу сказать — вот вы предложили овсянку, ее ведь вы не собираетесь жарить…
— Кто сказал?
— Ну тогда вареное яйцо?
— А, в варении нет ничего хорошего. Оно не убивает всех микробов.
— СВАРИ МНЕ ЯЙЦО, АЛЬБЕРТ.
Пока отголоски метались по кухне, она пыталась понять, откуда прозвучал этот голос.
Альбертов половник звякнул о плитки пола.
— Пожалуйста, — добавила Сьюзан.
— У тебя прорезался голос, — сообщил Альберт.
— Не беспокойся о яйце, Альберт, — сказала Сьюзан. От этого голоса у нее заныли челюсти. Он напугал ее саму еще больше Альберта. В конце концов, это ее рот! — Я хочу домой!
— Ты дома? — сказал Альберт.
— В этом месте? Это не мой дом!
— Да? А что написано на больших часах?
— "Слишком Поздно".
— Где ульи?
— В саду.
— Сколько в доме гравюр?
— Семь… — Сьюзан плотно сжала зубы.
— Видишь? Для какой-то части тебя — это дом, — сказал Альберт.
— Послушай… Альберт, — сказала Сьюзан, решив испробовать мягкое убеждение, поскольку оно срабатывало всегда. — Может быть есть кто-то… кому можно было бы поручить… но я ведь.. не представляю собой ничего особенного… я хочу сказать…
— Да? А откуда тогда лошадь тебя знает?
— Да, но я нормальная девочка…
— Нормальная девочка не получает набор «Моя Маленькая Бинки» на свой третий день рождения, — перебил Альберт. — Твой папаша вышвырнул его. Хозяин был очень расстроен. Он так старался.
— Я хочу сказать, я самый заурядный ребенок!
— Когда заурядный ребенок хочет поиграть на ксилофоне, он не просит дедушку задрать майку.
— Я имею в виду, что не могу помочь! Это не моя вина! У нас не благотворительный базар!
— Правда? — спросил Альберт. — А почему ты не объявишь об этом во всеуслышание? Будь я тобой, я бы вышел наружу и сказал вселенной, тут тебе не благотворительный базар! Клянусь, я бы сказал — мое сочувствие, что у тебя такие проблемы, но меня они не колышут!
— Это сарказм! Ты не смеешь говорить со мной в таком тоне! Ты всего лишь слуга!
— Это так. Вот так ты должна вести себя. И на твоем месте я бы уже приступил к делу. Крыса поможет. Она заведует крысами, но принцип тот же.
Сьюзан уселась с открытым ртом.
— Я ухожу, — заявила она.
— Я тебя не останавливаю.
Сьюзан промчалась через заднюю дверь, огромное пространство внешней комнаты, мимо точильного камня во двор и оттуда в сад.
— Ух, — сказала она.
Если бы кто-нибудь сказал Сьюзан, что у Смерти есть дом, она бы назвала его безумцем или хуже того — дураком. Однако если бы все же она попыталась представить и нарисовать этот дом, то она воспользовалась бы черным карандашом и изобразила бы высокий, зубчатый готический замок. Это было бы что-то такое… Неясных очертаний, мрачное, роковое… Летучие мыши, вылетая из тысяч бойниц, застили бы небо. Это было бы весьма впечатляющим зрелищем.
Он никоим образом не был бы коттеджем, окруженным безвкусным садом. С ковриком «Добро пожаловать!» перед входом.
Несокрушимые стены, которыми прежде был окружен рассудок Сьюзан, таяли как соль под влажным ветром и это приводило ее в ярость.
Конечно, был дедушка Лезек на своей маленькой ферме, такой бедной, что тамошние воробьи на коленях выпрашивали пищу. Милый старый весельчак, насколько она могла припомнить; немного робеющий, как она теперь понимала, особенно в присутствии ее отца. А мама рассказывала ей, что ее отец был…
Сейчас, когда Сьюзан задумалась над этим, оказалось, что она не уверена, что именно рассказывала ей мама. Родители были весьма искусными в том, чтобы не сказать ничего, даже наговорив массу слов. Она тогда ушла с ощущением, что его просто нет поблизости. Теперь ей предлагали считать, что он никогда и не окажется поблизости.
А бог… бог, наверное, где-то и был. Леди Одилия Жолоб в пятом классе все время хвасталась, что ее прапрапрабабушку соблазнил Слепой Ио, представ перед ней в виде вазы с маргаритками; видимо, она хотела сказать, что она прапрапрабогиня. Она говорила, что ее маме это очень помогало, когда надо было занять столик в ресторане. Вероятно, ближайшее родство со Смертью не дает таких преимуществ. Скорее всего, вам не позволят сесть и у туалета. Если все это просто сон, то можно было проснуться, ничего не теряя. Впрочем, она не верила, что это так. Таких снов не бывает.
Дорожка уводила с конного двора, проходила мимо огорода и спускалась в сад, где росли деревья с черными листьями. Глянцево-черные яблоки висели на них. Одной стороны тропинки стояли белые ульи. И она знала, что ей уже приходилось их видеть. И там была яблоня, разительно отличающаяся от других.