Роковая музыка (Музыка души)

— Музыка Рока является нарушением общественного порядка; доказано, что она наносит ущерб здоровью и нравственности, а так же служит причиной ненатуральным вращениям телом, — заявил мужчина, скручивая свиток.

— Вы хотите сказать, мы не сможем попасть в Квирм? — спросил Глод.

— Сможете, если очень хочется, — сказал мужчина. — Но играть — нет.

Бадди поднялся на ноги.

— Мы будем играть, — сказал он. Гитара висела у него на плече. Он сжал гриф и угрожающе занес правую руку над струнами. Глод в отчаянии обернулся. Клиф и Асфальт зажали уши руками.

— О! — сказал он. — Я так понимаю, у нас здесь есть прекрасный повод для торговли.

Он соскочил с телеги.

— Я полагаю, о чем Ваша Честь не слышала, — сказал он. — Так это о музыкальном налоге.

— Какой еще музыкальный налог? — в один голос спросили Асфальт и мэр.

— Ввели совсем недавно, — объяснил Глод. — В расчете на популярность Музыки Рока. Музыкальный налог, по пятьдесят пенсов с билета. В Сто Лате он составил, по моим прикидкам, эээ, двести пятьдесят долларов. В Анк-Морпорке, конечно, в два раза больше. Его придумал Патриций.

— В самом деле? Похоже, что Ветинари совершенно прав, — заметил мэр, массируя подбородок. — Так вы говорите — двести пятьдесят долларов в Сто Лате? Точно? А ведь наш город значительно больше.

Стражник с пером на шлеме нервно отдал честь.

— Прошу прощения, Ваша Честь, но в записке из Сто Лата говорится…

— Погодите минутку! — сказал мэр раздраженно. — Я думаю.

Клиф слез с телеги.

— Это ведь взяточничество, разве нет? — прошептал он.

— Это налогообложение, — сказал Глод.

Стражник опять отдал честь.

— Но в самом деле, сэр, стражники из…

— Капитан! — перебил его мэр, задумчиво изучая Глода. — Это политика! Прошу вас!

— И это тоже? — спросил Клиф.

— И чтобы продемонстрировать добрую волю, — заявил Глод. — Было бы неплохо, если бы мы внесли налог до представления, как полагаете?

Мэр вылупился на него в изумлении — у него никак не укладывалось в голове, что у музыкантов может быть что-то общее с деньгами.

— Ваша Честь, в послании сказано…

— Двести пятьдесят долларов, — повторил Глод.

— Ваша Честь.

— Вот что, капитан, — сказал мэр, принявший, по-видимому, какое-то решение. — Мы же с вами знаем, что люди в Сто Лате довольно странные. В конце концов, это же просто музыка. Я ведь говорил, что это какое-то дурацкое послание. Не вижу, какой может быть ущерб от музыки. А эти молодые люди, как мне совершенно очевидно, весьма успешны, — добавил он. Этот факт явно обрадовал мэра, как и любого другого на его месте. Никто не любит нищих воров. — Да, — вернулся он к теме разговора. — Столатчане просто попытались надуть нас. Они считают, что если человек живет не в Сто Лате — то он простофиля.

— Да, но из Псевдопо…

— А, эти! Высокомерное стадо! Немного музыки — кому от этого плохо? Особенно, — мэр пристально посмотрел на Глода. — Если это в общественных интересах. Пропусти их, капитан.

Сьюзан вскочила в седло.

Она знала это место. Она даже видела его однажды. Теперь здесь появилось несколько новых изгородей вдоль дороги, но оно все еще было опасным.

Она знала и время.

Аккурат перед тем, как этот поворот назвали Кривой Мертвеца.

— Привет, Квирм!

Бадди ударил по струнам и принял позу. Слабое белое сияние, как от дешевых блесток, обрисовало его силуэт.

— Ух-у-ху!

Приветствие перешло в привычный вал звука.

«Раньше мне казалось, что можно быть убитым людьми, которым ты не нравишься, — думал Глод. — Теперь я вижу, что вполне вероятно погибнуть из-за людей, которые тебя любят.» Он опасливо осмотрелся. Вдоль стен были расставлены стражники — капитан оказался не дурак. Надеюсь, что Асфальт держит наготове телегу и лошадей, как я его просил.

Он посмотрел на Бадди, сверкающего в лучах рампы.

«Пара вещей на бис — и бегом через черный ход прочь отсюда,» — думал он. Большая кожаная сумка была прикована к ноге Клифа. Всякий, кто схватиться за нее, обнаружит, что тащит за собой барабанщика весом в тонну.

«Я ведь даже не знаю, что мы собираемся играть. И никогда не знал, просто дуешь себе и — вот оно. — Никто не докажет мне, что так и должно быть.»

Бадди крутанул рукой наподобие дискобола и мощный аккорд, сорвавшись со струн, накрыл публику.

Глод поднес к губам свой горн. Звук напоминал горящий черный бархат в комнате без окон.

Прежде чем чары Музыки Рока заполнили его душу, он подумал: «А я ведь умру. Это часть музыки. Я очень скоро умру. Я уже чую свою смерть. Каждый день. Она все ближе и ближе.»

Он еще раз посмотрел на Бадди. Парень прочесывает публику взглядом, будто выискивая кого-то в визжащей толпе.

Они играли «Случилась Большая Тряска». Они играли «Дай мне Музыку Рока». Они сыграли и «Тропинку на Небеса» (и сотня слушателей поклялась завтра сразу с утра купить гитару).

Они играли с сердцем и особенно — с душой.

Они пошабашили после девятого бисирования. Толпа все еще топала ногами, когда они забежали в уборную, пролезли через окно и выпали на аллею.

Асфальт опорожнил в кожаную сумку пакет.

— Еще семьсот, — сказал он, подсаживая их на телегу.

— Отлично, а мы заработали еще по десять долларов каждый, — сказал Глод.