Роковая награда

А между тем причина подобного поведения проста и даже смешна – вчера Андрей все-таки осмелился меня поцеловать. Сколько раз представляла себе, как это может произойти, однако наяву все выглядело совершенно иначе. Он был так трогательно нежен, но в то же время решителен и даже тверд. Как бы я хотела, чтобы Андрей был действительно в меня влюблен! Тогда бы жизнь моя наполнилась смыслом, вновь обрела яркие краски и восхитительные оттенки. Если бы кто-нибудь спросил меня, что значит для меня Андрей, я бы, честное слово, не знала, что ответить. Мне нравится Рябинин – он притягателен и нечеловечески выдержан, таинственен, закрыт, словно хитроумная китайская шкатулка. И это так волнует! Когда мы вместе, я чувствую себя лошадкой, на которую надевают шелковую, но чрезвычайно крепкую узду. И самое страшное, что мне это нравится!

А еще мне страсть как хочется побывать в его жилище – поглядеть на маленькие безделушки и вещи, которые встречают его каждый день; перебрать их и расспросить о нем… Но самой напроситься в гости к Андрею стыдно, неловко…

Завтра я его не увижу. Они с комсомольцами отправляются в лес, на заготовку лапника для украшения зала губкома… Неужели я тоскую? Да нет, просто мне жалко, что он станет добычей злющих-презлющих комаров. И вообще, довольно об этом».

Глава XXVIII

Воскресным утром жителей города разбудили визг пил и стук молотков на Главной площади. Шумная команда губкомоловцев возводила у постамента поверженного Александра II деревянную трибуну. Обыватели гадали: какой же это праздник наступит в понедельник? Трибуны выстраивали для демонстраций и митингов, приуроченных к важным событиям, а таковых в середине мая честные мещане не припоминали.

Горожане отстали от жизни, ибо 19 мая 1924 года страна готовилась встретить вторую годовщину пионерской организации. Однако вряд ли кто-либо осудил невежество обывателей – пионерский союз был еще малочисленным и плохо известным.

На следующий день улицы огласились громом барабанов и воем пионерских горнов. Некоторые зеваки по старинке приняли пионерские колонны за скаутские, но внимательный глаз отличал бедный наряд демонстрантов и красные галстуки.

Пионеры трудовой школы номер два тоже спешили на митинг. Как и положено, вел колонну комсомолец и вчерашний ученик ткача, семнадцатилетний вожатый Петя Горкин. Сопровождали юных ленинцев и педагоги – директор школы Анна Сергеевна и учительница немецкого языка Полина Кирилловна. Если любимую всеми «немку» пригласили на митинг пионеры, суровая директриса вызвалась пойти сама – для олицетворения высшего руководства учебного заведения. Подчеркнуто строгая тридцатидвухлетняя Анна Сергеевна вызывала трепет даже у «товарищей из наробраза». «Ярая большевичка!» – уверенно говорили о ней коллеги.

Городские педагоги считали Анну Сергеевну человеком прагматичным и удачливым. Еще бы! Дворянка по происхождению, сумела удержаться на работе и «пробиться» в партию, «ухватила выгодного муженька» – директора кирпичного завода Ферапонтова, пусть молодого, но перспективного и крайне авторитетного в губкоме.

Жизнь посторонних людей и вправду представляется окружающим слишком просто, а значит, превратно. Еще каких-нибудь восемь лет назад была Анечка Смирнова, дочь отставного подполковника артиллерии, прелестной женой офицера инженерных войск. Списанный по ранению капитан-сапер Лисовский с романтизмом встретил большевистский переворот и даже собирался служить новой власти. Однако верный долгу офицерской дружбы муж Анечки не отказал в гостеприимстве однополчанину, оказавшемуся монархистом и членом антибольшевистской организации. Фронтовые приятели угодили в «чрезвычайку» и через три дня без лишних разбирательств были расстреляны.

Аня о судьбе мужа Володечки ничего не знала и продолжала ждать. Бывшую дворянку и жену контрреволюционера уволили из школы, где она преподавала музыку, лишив тем самым хлебной пайки и карточки на дрова. Она мыла полы в солдатских казармах, меняла последние драгоценности на продукты и, пытаясь обогреть холодную квартиру, жгла в печурке мебель и тома русских классиков.

Однажды, зимой девятнадцатого, доведенная нуждой до отупения, поймала Аня себя на том, что хочет лишь одного – чтобы упала у ее дома лошадь, а она, подоспев к дохлой кляче первой, попросит у возницы, Христа ради, кусочек конины на пропитание.

В ту зиму приглянулась она розовощекому сотруднику ЧК Семену Артамонову. Приходил чекист в гости, обхаживал, приносил в подарок сало, хлеб, сахар и от души смеялся над тем, как завороженно смотрела его возлюбленная на разносолы. Не понимал Артамонов, отчего молодая женщина плакала и отвергала сватовство столь видного жениха.

Всесильный Артамонов и рассказал Ане, что ее муж Володечка Лисовский расстрелян аж в декабре семнадцатого и что ждать его попусту. Аня с тоской поглядела на серое небо, украдкой смахнула слезу и отправилась растапливать на огне снег и сосульки, чтобы приготовить чай ухажеру.