– Ой вы бедолаги, бедолаги… Храни вас Господь! Спрашиваете кто они? Они из сиротского женского приюта, из того самого, что для девочек из благородных сословий. Из церкви идут, со службы.
– Они все сироты?
– И да, и нет. У некоторых из них всё ж родственники имеются, но очень дальние, а ежели из близких кто и есть, так они старые да больные. Но бывает, что на каникулы, эти самые родственники забирают девочек к себе погостить, остальные живут в приюте постоянно, аж до своего совершеннолетия.
– А откуда ты об этом знаешь?
– Так ведь до того, как вашему супругу служить, я был кучером у господ Чумаковых. Их имение по другую сторону леса от вашего. Сейчас там господа Верховцевы живут. Так вот лет поди шесть тому назад, у графа Чумакова, жена вторыми родами померла, и ребёночек в скором времени то ж помер. После чего, граф запил крепко, да в бане ненароком и угорел. Осталась их трёхлетняя дочь сиротой. Так вот её в этот самый приют и поместили. Я с ейной няней туда её отвозил.
Заметив, с каким интересом графиня продолжает смотреть на воспитанниц приюта, кучер придержал лошадей, и коляска медленно поехала по мостовой, вровень идущим по тротуару девочкам. Но вот они свернули в широкий арочный пролёт и исчезли из вида. Катя опустила голову и теребя ридикюль, расшитый бисером, что лежал у неё на коленях, с испугом подумала.
– А я? У меня есть мать, отец, есть сёстры, братья, и муж имеется, и дочь, но почему я чувствую себя одинокой, почти что сиротой, почему? И вот так я проживу всю жизнь? Нет, нет! Совсем иначе я представляла себе своё счастье. Та жизнь, которой я живу, не стоит той цены, что мной была заплачена когда-то…
– Екатерина Степановна, прикажете трогать? – услышала она голос кучера, и поняв, что коляска стоит на месте, немедля ответила.
– Да-да, поезжай, да побыстрее.
-–
Они возвращались из города глубоко затемно. Подъезжая к усадьбе, Катя заметила в её окнах много света, что показалось странным, поскольку обычно в этот час все уже спали, а фонари горели лишь у входа. Лакея на месте не оказалось, но дверь была не заперта, и Катя вошла в дом. Он был наполнен непонятной суетой и волнением, слышались шепотливые голоса и беготня прислуги. Снимая перчатки и шляпку, Катя, не торопясь поднималась на второй этаж. Преодолев последнюю ступеньку, она увидела перед собой мужа.
– Вы отсутствовали целый день, – сказал он спокойным холодным тоном, хотя по трясущимся рукам, которыми граф принял у жены перчатки и шляпку, можно было судить о его сильном нервном напряжении.
– Так что ж? Разве ж у вас до меня есть дело? – равнодушно парировала Катя. В ответ, она услышала слова, которые должны были вызвать у любой нормальной матери испуг, или по крайней мере беспокойство.
– Машенька заболела. Температура у неё высокая и жар.
Но продолжая продвигаться по направлению к своей спальне, она не сочла ничего другого, как дать совет.
– Позовите доктора.
– Был уже. Сказал cильная простуда, не боле. Главное лёгкие чистые.
– А температура?
– Спала, после того как её растёрли уксусным раствором. Теперь Машенька спит.
– Ну вот видите, ничего страшного не случилось, – слегка усмехнувшись сказала Катя, уже держась за ручку двери своей спальни. Предугадав последующее действие жены, рискуя навлечь на себя её гнев, Дементьев, всё же спросил.
– Вы зайдёте к дочери?
Но тут же ужаснулся услышав.
– Нет, не сейчас. Я очень устала. Завтра зайду, завтра.
В следующий момент, схватив её за руку, что лежала на ручке двери, граф неистово прокричал.
– Вы не мать! Вы чудовище!
– Сумасшедший! – крикнула Катя, и плечом оттолкнув мужа шмыгнула в спальню. Несколько раз глубоко вздохнув, ей удалось справиться с волнением, и тогда, стукнув ладонью по двери, она громко произнесла.
– Я думаю граф, пришло время серьёзно поговорить! Завтра же, слышите! А сейчас, сделайте милость, оставьте меня в покое!
Её слова прозвучали словно приговор, содержание которого будет озвучено завтра, а до того момента, графу, словно преступнику, предстояло мучаться и гадать, каков будет этот приговор, и что за ним последует?
Не глядя под ноги, Александр Васильевич медленно спускался по лестнице.
– А ведь наверное, что я действительно преступник, – еле шевеля губами, тихо говорил он. – Ведь я сам, сам во всём виноват. Я переоценил свои возможности, я не дал ей ничего из того, что обещал. Я стар и болен. О, проклятая немощь! Она с каждым днём всё больше и больше овладевает мной. Катя несчастна, это очевидно. Но почему, почему от этого должна страдать наша девочка?
Граф не стал добиваться от жены немедленного объяснения, потому как сейчас, более всего его волновало состояние дочери.
-–
Вскоре после рождения Машеньки, без всякого сомнения стало понятно, что она похожа на отца. Внешность детей склонна к изменению, но не в этом случае, и заглядывая в будущее, Екатерина Степановна открыто выказывала своё разочарование, по поводу того, что дочь не унаследует ни сколько-нибудь её красоты.