Роковая одержимость

— После нашей ночи вместе… — мой взгляд задержался на губах Поппи. — Какой мужчина не поступил бы благородно?

Карие глаза смотрели в ответ.

— Секс вряд ли стоит того, чтобы из-за него умирать. Или, может, тебе нравятся острые ощущения от риска быть пойманным? — она взмахнула рукой, указывая на моё тело. — Для кого-то в твоем положении, секс не является проблемой. Возможно, даже с человеком, чья семья не несет угрозу твоей жизни.

— Меня не интересуют охотницы за знаменитостями.

— Тогда тебе не следовало выбирать Нью-Йорк в качестве места жительства.

Из меня вырвался невеселый смешок, когда эти слова напомнили мне об упреке Софи.

— Я нашел именно то, что искал здесь, в Нью-Йорке.

Поппи спокойно изучала меня.

— Если бы ты рассказал моей семье, что мы были вместе, когда упала Роза, с тебя сняли бы обвинение в покушении.

— Осторожнее, Амбани. Мне начинает казаться, что ты беспокоишься обо мне, — задумчиво произнес я.

Она опустила взгляд.

— Почему ты им не сказал?

— Если бы о нас узнали, началась бы анархия.

— Тюремный срок превосходит позор из-за секса с врагом, согласен?

— Я имел в виду анархию для тебя. Твоим родственникам не понравилось бы, что мы спали вместе, и твою кандидатуру перестали бы рассматривать на пост генерального директора. Я так понимаю, что сейчас ты в числе претендентов.

— Прошлой ночью ты впервые посмотрел в мою сторону. Какое тебе дело до моей карьеры?

— Я же говорил тебе. Прошлой ночью произошло что-то удивительное. Не притворяйся, что ты тоже этого не почувствовала.

Как и ожидалось, Поппи осталась при своем мнении. Она полагала, что мой интерес вызван острыми ощущениями от секса с врагом. Отчасти она была права. Возможность выйти сухим из воды у всех под носом вызывала волнение, но также было и нечто большее.

— Мы едва знаем друг друга, — возразила она.

— Что бы ты хотела знать?

— Вы с Кайденом учились в школе-интернате в Швейцарии. Почему?

Я рассмеялся.

— Это все, что ты хочешь знать обо мне?

Она пожала плечами.

— Это было единственное, что я не смогла выяснить.

Я кивнул.

— Об этом мало кому известно. Мы с Кайденом хотели уехать из страны, а в Швейцарии лучшие школы в мире. Что насчет тебя? Почему ты посещала школу-интернат?

Поппи была исключена из двух учебных учреждений за плохое поведение, прежде чем окончила школу в четырнадцать лет. Помимо того, что я был за пределами страны, она также знала полный список моих достижений. Мы вели себя так, будто одержимо не изучали друг друга, выясняя каждую деталь о предполагаемом враге.

— Я предпочитала академическую обстановку. Пребывание дома отвлекало меня.

— Отвлекало тебя от чего?

— От моих целей. Я хотела закончить школу как можно скорее. — Она позволила мне ненадолго сфокусироваться на ней, прежде атаковать встречным вопросом: — Почему вы с братом учились в школе-интернате за пределами страны?

Я нахмурился, оценивая непринужденный тон Поппи.

— Потому что я ненавидел это место после смерти мамы. Раньше она была буфером между нами и папой. На случай, если ты еще не заметила, мой отец — идиот.

Этот комментарий вызвал у Поппи пресловутую полуулыбку. Всякий раз, когда она выглядела хотя бы отдаленно оптимистичной, это выбивало из меня дух. Целью сегодняшнего вечера было избавиться от ее предвзятого отношения к Максвеллам. Поэтому я взялся за дело, которое должен был решить много лет назад, и произнес слова, которых не было в словаре Максвеллов.

— Я сожалею о том, что он сказал твоей маме.

Поппи не признала и не отмахнулись от причины спора, который разжег эту уродливую вражду. Она склонила голову набок и вернула извинения:

— Я думаю, мы квиты. Амбани тоже нанесли большой ущерб. Мы проводим ежемесячные собрания У.М.

— У.М.?

— Уничтожить Максвеллов.

Я усмехнулся.

— А как насчет вас? Вы проводите ежемесячные собрания, чтобы уничтожить нас? — равнодушно спросила она, оглядывая двор.

— Нет. Мы делаем это еженедельно.

Последнее замечание вызвало у нее улыбку, поистине редкое зрелище.

— Еще вопросы? — поинтересовался я.

— Только один. — Она снова посмотрела на меня. — Почему ты всем рискуешь ради меня?

— Потому что я не могу перестать думать о тебе со вчерашнего вечера. — Я придвинулся к ней, не в силах остановить себя. — И потому что ты сводишь меня с ума с тех пор, как мы встретились. Это безумие. — Еще один шаг вперед. — А безумие объяснить невозможно.

Поппи инстинктивно отступила назад, выражение ее лица было настороженным.

— Я рекомендую вырваться из этого безумия, пока оно не переросло в полномасштабное увлечение.

— Слишком поздно.

С лица Поппи исчезли все следы безразличия. Она быстро оправилась и снова надела бесстрастную маску.

— Будь осторожен, Максвелл. Я не подхожу для увлечения. Я холодна и безразлична. Если бы ты завтра умер, я бы не проронила ни одной слезинки. Не потому, что не хочу, а потому, что мой мозг устроен по-другому. Я не умею любить или выражать эмоции, и мне нечего тебе предложить.

— Об этом судить мне, — твердо сказал я.

— Ты понимаешь, что моя семья хочет, чтобы тебя повесили?

— Смертная казнь не применяется в Нью-Йорке, — возразил я.