Роковая одержимость

— Он садисткий ублюдок, — сказал я прямо. — Ты когда-нибудь рассказывала об этом маме?

Поппи легла на спину, и я повторил ее позу. Краем глаза я заметил, как она покачала головой.

— Мама часто плакала после того, как папа заболел. Если я разрушу их отношения, она снова впадет в депрессию. Какой смысл заставлять ее грустить?

Мне хотелось убить Зейна за то, что он сделал с Поппи. Он не заслуживал того, чтобы дышать с ней одним воздухом. Однако она никогда не сможет сохранить контакт с матерью, если не наладит с ним отношения.

— Он заслуживал большего, — внезапно пробормотала она.

— Кто?

— Папа, — ответила Поппи мрачным голосом. — Он заслуживал дочери, которая любила бы его и оплакивала. Ты знал, что я не проронила ни единой слезинки на его похоронах?

Да.

— Это не заложено в моих генах, — объяснила Поппи. — Плакать.

Она подняла на меня глаза, оценивая, понял ли я скрытый намек.

Тогда меня осенило. Настоящей причиной обиды Поппи на биологического отца была не его жестокость. Всё дело было в генах, которые он передал. Они оба были антисоциальными личностями и не испытывали сочувствия или раскаяния за свои поступки. Такое поведение затрудняло поддержание долгосрочных отношений, особенно когда они не могли контролировать свой гнев. Тогда как черты характера Поппи были более очевидны из-за этой неспособности, Зейн лучше скрывал своих демонов. Поппи считала, что она упускает глубокий жизненный опыт из-за своей эмоциональной ограниченности. В то время как она обладала огромным контролем над своими целями, она не могла изменить ДНК так, чтобы та соответствовала ее жизни.

— Ты никогда не плакала?

Поппи покачала головой.

— Я могу чувствовать горе после потери кого-то, но, в конечном счете, любая печаль связана с моими потребностями. Я нуждалась в папе, потому что он был моим наставником и примером для подражания. Моя печаль проистекала из потери этого. Папа заслуживал лучшего, кого-то, кто любил бы его и выражал печаль, несмотря ни на что.

Ее слова повисли в воздухе, пока я обдумывал их значение.

— Думаю, что это утверждение правдиво и для нейротипичных людей. Они скорбят и оплакивают людей, потому что те удовлетворяли их потребности, будь то любовь, доброта, внимание, привязанность и так далее. Люди — эгоистичные существа. Мы не скорбим о других людях, если они не влияют на нашу жизнь.

Поппи, похоже, была не согласна с этим, ее глаза молча оспаривали мои слова.

— Но, — добавил я задумчиво, — если речь идет о внешнем выражении скорби, то достаточно людей открыто горевали по твоему отцу. Уверен, что твоя мать любила и оплакивала его.

Поппи насмешливо хмыкнула.

— Мама снова вышла замуж через пять месяцев после смерти папы. Как же сильно она его любила? — оттенок горечи окутал ее слова. Поппи отвела взгляд и сказала: — Возможно, твой отец был прав с самого начала. Мама изменяла папе.

Глава 18

Дэймон

Ничто не могло подготовить меня к заявлению Поппи. У меня не нашлось слов утешения, которые могли бы опровергнуть обвинение. Поппи уставилась в потолок, молча давая понять, что не станет углубляться в эту тему, несмотря на то, что сбросила бомбу.

Мне ужасно хотелось вернуть Нила в его кроватку и притянуть Поппи к себе. Обнять ее. Утешить. Почувствовать биение ее сердца напротив моего. Я хотел сделать с ней много вещей, как грязных, так и романтичных. Но она плохо бы отреагировала на утешение. Все, чего она хотела сейчас, — это сменить тему.

Я проявил немыслимую для себя сдержанность, отвлекаясь на окружающую обстановку. Приподнявшись на локтях, я позволил своему взгляду блуждать по комнате, изучая антикварные вещи. Я остановился на статуэтке Смерти с косой на прикроватной тумбочке Поппи. Она соответствовала общей тематике комнаты.

— Неплохая коллекция антиквариата, — заметил я, нарушая тяжелое молчание между нами.

Поппи пробежалась глазами по статуэтке в моей руке.

— Мне нравится стиль.

Я осторожно вернул статуэтку на место, убедившись, что она ни на дюйм не отклонилась от первоначального положения. Поппи, казалось, была довольна моими стараниями, тяжелое облако немного рассеялось.

В моем голосе зазвучали игривые нотки, когда я провел пальцем по ее старой деревянной тумбочке.

— Ты случайно не потратила больше денег на подержанное барахло, чем могла бы на новую мебель?

— Винтаж стоит денег, — невозмутимо объяснила она, в ее голосе прозвучал намек на гордость. — Но он того стоит.

Затем я толкнул локтем матрас под собой.

— Уверен, что за эту кровать стоило заплатить вдвое больше. Ты пытаешься вернуть каменный век?

Она приподняла плечо.

— Мне нравится твердый матрас. Он не дает мне проспать. Потребовалась некоторая практика, но я научилась обходиться пятью часами сна. Так у меня остается больше времени на продуктивность.

Я снова подтолкнул матрас, придя к выводу, что он больше подходит для холодной темницы. Нет. Компромисс со сном меня не устроит.

— Психопаты любят жесткие матрасы, — заключил я.

— Неужели мой веселый нрав ввел тебя в заблуждение относительно моей личности? — парировала она.

Кривая усмешка тронула уголок моего рта.