Конечно, мне и раньше было известно, но позднее пришлось убедиться вновь: подходящий случай, как и незнакомый поворот на автомагистрали, замечаешь только тогда, когда уже пронесешься мимо.
12
— Мы же обо всем договорились! — рычала Эйлин.
По крайней мере, судя по размерам и уровню враждебности, то, что сейчас сидело передо мной, было Эйлин, но фигура за столом была запеленута в невероятное количество белой махровой ткани, а там, где обычно находится лицо, ярко синел овал.
— Может, я приду попозже, когда ты закончишь? А то разнервничаешься — и весь труд Сюзанн пойдет насмарку. Она столько сил на это положила, — сказала я, бросая сочувственный взгляд в сторону Сюзанн. Сегодня утром ее мученичество было совершенно заслуженным, поскольку она прямо здесь, в кабинете, несла личную ответственность за обработку лица этой замотанной в саван злюки.
— Ничего страшного, — пролепетала Сюзанн, отдирая от пальцев липкую синюю массу.
— Почему ты не пошла в салон красоты? — рискнула я спросить.
— В таком виде и на публике?! Ты в своем уме?! И не пытайся сменить тему! Я тобой очень недовольна.
— Я виновата, — призналась я, пытаясь сэкономить время.
— Хотелось бы надеяться, что это искреннее признание. Ты обещала сенсационную статью о Гвен Линкольн, а теперь утверждаешь, что она, может быть, и непричастна к убийству!
— А разве не об этом у нас шла речь? Ведь ради этого Эмиль и просил тебя и Издателя опубликовать статью.
— Так что с того! Выходит, у Квина Гарримана на обложке первого же номера будет красоваться фото истинного убийцы…
— Если только Питеру удастся его найти.
Конечно, мне не стоило затевать этот разговор. Когда меня пригласили в святая святых, следовало понять, что искренности здесь не место. Надо было, не вдаваясь в подробности, заверить ее, что я тружусь изо всех сил, но пока не могу утверждать, виновна ли Гвен, добавить пару комплиментов по любому поводу и убираться подобру-поздорову. Но я увлеклась и наговорила много лишнего.
— …а нам придется поместить фотографию вдовы Линкольн!
Воображение тут же услужливо нарисовало Гвен в траурном платье, как у Мэри Тодд Линкольн, вдовы убитого президента Авраама Линкольна. Но сейчас не время тешить свою гордыню — нужно срочно спасать статью, судьба которой снова повисла на волоске.
— Ну конечно, с заголовком: «Своим спасением я обязана Эйлин Фицмонс».
Я словно выпустила из рук не перевязанный ниткой воздушный шарик: осталось дождаться, когда из него выйдет воздух и он перестанет мотаться из стороны в сторону. Эйлин широко, насколько позволяла уже застывшая маска, распахнула глаза, и я продолжила:
— Если наш журнал сумеет доказать невиновность Гвен, разве не тебя она будет благодарить? Ведь именно ты поручила мне написать статью. — Я говорила, едва не скрежеща зубами от обиды. Но уж лучше написать статью и уступить все лавры Эйлин, чем не писать ее вовсе.
Эйлин наклонила голову вправо, потом влево, словно со всех сторон изучая новую мысль, прежде чем признать ее своей.
— А что, если на обложке будет не только фото Гвен, но и моя? — предложила она.
— Опра Уинфри лопнет от зависти. Хочешь, я сейчас же приглашу фотографа, пусть сделает пробные снимки?
— У меня очень чувствительная кожа, — возразила Эйлин.
— Поэтому ты сейчас и защищаешь ее от света?
— Тебе хорошо говорить, противная девчонка. Немного мыла и воды — и ты свежа как роза, а некоторым, представь себе, приходится ухаживать за своей кожей.
Сообразив, что Эйлин на свой манер сделала мне комплимент, я было опешила, но тут же взяла себя в руки.
— Итак, возвращаюсь к работе, цель которой теперь — помочь тебе спасти Гвен. Буду держать тебя в курсе. — Я махнула ей рукой и улыбнулась, пятясь к двери. Возможно, она тоже попыталась улыбнуться в ответ, но из-за маски это было трудно определить.
Вернувшись к себе за стол, я задумалась, что мне делать дальше. Вспомнился новый бой-френд Кэссиди и его приятель Гейзенберг. Коль скоро, наблюдая за частицей, мы влияем на ее поведение, в атом, если рассчитываешь его расщепить, придется проникать тайно.