— Что ж, постараюсь сменить манеру изложения, насколько это будет в моих силах. Помнится, я тут изволил уподобить себя незадачливому гребцу, погубившему свое судно в роковой пучине. Что же, пусть будет так. Но тем мрачнее моя невыразимая печаль, что сия злополучная напасть постигла меня не сразу и отнюдь не внезапно. Напротив: я чувствовал, что вполне готов встретить грядущее ненастье достойно…
— Ценой своей собственной жизни, — решительно продолжат Патрик Бронте, — я мог бы снять роковое бремя проклятия со своего славного рода. Однако непостижимым Предвечным Силам, вероятно, было угодно, чтобы этого не случилось. И вот теперь мне придется в немом отчаянии лицезреть, как безбрежная морская стихия разверзнет свои ненасытные недра и жадно поглотит одинокое суденышко, отважившееся вступить в бурную пучину ее безрассудных перипетий. Растерянные члены экипажа один за другим пойдут ко дну. А злополучному капитану суждено увидеть всю свою величайшую трагедию — невероятную сцену страшной гибели его дружной, сплоченной команды, а вслед за тем и самому в глубоком, безысходном отчаянии налететь на острые рифы и разбиться об их скалистые выступы, не испытывая ни малейшей тени сожаления по поводу собственной участи. Такова неизбежная доля, предназначенная мне коварной Судьбою!
— Мистер Бронте, — произнесла ошеломленная мисс Брэнуэлл, — мне все-таки неясно: как вы беретесь это утверждать? Боже правый! Что за сон вам приснился, сэр, и какой непостижимой сверхъестественной властью он наделен, коли действие его призрачных чар способно вызвать столь бурный всплеск отчаяния?
— Вы совершенно правы, мисс Брэнуэлл, говоря о мистических свойствах моего сновидения. Знайте же: его чары поистине всесильны, ибо его власть надо мною божественна. Это действительно так, и сейчас я постараюсь объяснить вам, почему я в этом убежден. Во сне, — а быть может, даже не во сне, а наяву, должно быть, как раз перед тем, как я пришел в сознание, — со мной случилось самое настоящее чудо: я совершенно отчетливо услышал глас Божий. Вы, вероятно, скажете, что это невозможно. Но я имею непреложное основание утверждать обратное. Господь передал тайную информацию моему сознанию, и оно, будучи на грани сна и реальности, без особого труда восприняло ее. Из всего того, что мне довелось увидеть и услышать минувшей ночью, я понял, что сон мой есть не что иное, как своеобразное предупреждение, ниспосланное с Небес, а потому я не вправе его разглашать, — разве только крайние обстоятельства вынудят меня сделать это. Вот почему мне придется уклониться от соблазна поведать вам, мисс Брэнуэлл, его подробное содержание. Сущность же моего сновидения для меня совершенно очевидна. К сожалению, ничего хорошего оно не предрекает, но лишь призывает всех нас набраться мужества, чтобы быть готовыми к худшему, ибо лишь моя смерть положит конец злополучному проклятию моей, то есть — нашей — семьи… — при этих словах достопочтенный Патрик Бронте в упор посмотрел на свояченицу. — Ну, так что, мисс Брэнуэлл, — продолжат он серьезно, — достанет ли у вас мужества выдержать все те ужасные испытания, что неминуемо пролягут на вашем жизненном пути? Отвечайте!
— Но, сэр, — проговорила Элизабет Брэнуэлл возбужденно, — я, право, недоумеваю: возможно ли такое? Слишком уж все это странно… И эта ваша категоричная убежденность в решающей роли вашей кончины, — откуда бы ей взяться? В самом деле, сэр, если даже допустить, что все сказанное вами — правда, так неужели вы не усматриваете иной, более приемлемой возможности избавления от роковой напасти — возможности, исключающей столь бесценную жертву, как ваша жизнь.
— Вероятно, сударыня, моя кончина и впрямь станет единственным возможным способом избавления для моего рода. И до тех пор, пока она не настанет, злой Рок будет неотступно преследовать всю нашу семью. Наш милосердный защитник, вездесущий Господь, по всей видимости, хотел призвать меня этой ночью и тем самым осуществить свое благое назначение по отношению к смиренному роду Бронте. Но злополучные роковые силы решительно вторглись в заповедное русло Господнего промысла. Стало быть, уважаемая мисс Брэнуэлл, теперь всем нам только и остается, что смиренно ожидать своей неизбежной участи.
— И все же, — не унималась Элизабет Брэнуэлл, — я питаю искреннюю надежду, что все ваши доводы слабы и беспочвенны, что они не выдержат никакой логичной практической проверки. В самом деле, в ваших настойчивых речах я разумею столь маю здравого смысла, что вполне склонна полагать их обыкновенным в вашем нынешнем состоянии порождением буйной, необузданной фантазии, навеянной живым, ярким впечатлением от беспокойного сна. Уповаю, мистер Бронте, вы не останетесь на меня в обиде, если я повторю, что вам все же так и не удалось убедить меня в правоте ваших слов.