Роковое наследие. Правда об истинных причинах Холокоста

Популярность этих «фигур из гвоздей» была так велика, что примеры их встречались по всей Германии. Железный орел во Франкфурте составил компанию железному льву в Дюссельдорфе, а тот сам последовал за железной субмариной в Киле³⁹. Немецкие евреи, которых не встревожила растущая привычность ужасов войны, присоединились к стучащим молотками толпам по всей Германии. Во франконском городе Бамберг Эмма Гелльман, местная благотворительница, даже подарила городу большую статую деревянного рыцаря. Фигура с копьем, мечом и щитом помогала поставить нынешнюю войну Германии в большой контекст оборонительных войн. В 1916 году она стала чем-то вроде места встречи для клубов и обществ, которые собирались на центральной площади Максплатц и забивали гвозди⁴⁰. В других местах венская Комиссия по оказанию помощи Палестине попыталась «сыграть» на соответствии духа этих фигур из гвоздей обстановке синагоги. Чтобы собрать средства в пользу бедствующих евреев в Палестине, она побуждала общины ставить в синагогах деревянную звезду Давида. Тогда прихожане смогут покупать гвозди и вбивать их в скульптуру⁴¹.

Может быть, довольно неуместный план Комиссии и был разработан ради специфически еврейской проблемы, но в любом случае он особенно ясно демонстрировал, как широко распространилась военная культура Германии. Привыкание к войне чувствовалось во всех сферах немецкого общества, от самых экстремальных кругов до самих еврейских общин. И все же ни один из этих примеров военной культуры, будь то опубликованные списки наград или железный рыцарь Эммы Гелльман, не следует рассматривать как непосредственную радость от фронтового милитаризма, смерти и разрушения. Любые намеки на жестокость войны и на акт убийства фильтровались, оставляя лишь туманные представления о суровой реальности войны. Такие объекты давали людям более простой способ воспринять текущий конфликт – без необходимости сталкиваться с подлинными ужасами современной индустриализированной войны.

Культ павших

Общий счет смертей в битвах при Вердене и Сомме потрясал. Одни только немецкие потери составляли около 833 000. Герберту Хиршу вначале удалось избежать смерти. Но, увы, катастрофа разразилась как раз тогда, когда его семья в Мангейме, вероятно, произносила тост за удачу. Хирш был убит в бою при Сомме через несколько недель после своего двадцатидвухлетия. Письмо от однополчанина сообщало матери Хирша подробности безвременной смерти ее сына. Судя по всему, Хирш погиб мгновенно: он без звука рухнул на землю. Вскоре, рассказывалось в письме, рав Мартин Саломонский возглавил продуманную церемонию фронтовых похорон, и Хирш был предан земле в подобающем гробу, а его могила – усыпана свежими цветами⁴². В этом письме содержались все основные черты настоящего культа павших, овладевшего Германией и остальными странами во время Первой мировой войны⁴³. Павшие герои, как рассказывалось родственникам, были похоронены с почестями, изведав лишь легкую, безболезненную смерть. Увы, реальность чаще была совсем иной.

Смерть на фронте принимала множество форм. Снаряды впивались в плоть, разрывая солдат на куски. Где минуту назад стоял человек, там в следующее мгновение оставалась грязная воронка. Другие заканчивали свои дни, скошенные пулеметным огнем или убитые пулей снайпера. Порой с неба пикировали аэропланы, пулями и бомбами превращая человеческие тела в кровавые ошметки⁴⁴. Один несчастный – еврейский солдат из Рейнланда – был среди многих покончивших самоубийством. Видя, что его ноги оторвало снарядом, солдат вытащил револьвер и застрелился⁴⁵. Поэтому заявление, что Хирш «без звука рухнул» на землю, кажется эвфемизмом. Он действительно умер, когда его тело пронзил осколок разорвавшейся мины – и, должно быть, мучительной смертью. Разумеется, это было совсем не похоже на ту мирную кончину, которая была описана в письме к его матери.

Военное командование не слишком интересовалось тем, как именно умирали отдельные солдаты. Погибнув, они уже не могли выстрелить во врага, а потому были бесполезны для военных действий. Но, как бы то ни было, с останками солдат приходилось что-то делать, если предположить, что там было что хоронить. Хорошо, если большинство убитых вообще удавалось предать земле, не говоря уже о почестях. На фронте, где первостепенной задачей было предупреждение болезней, часто приходилось использовать братские могилы. Похороны могли быть быстрыми, безличными и бесстрастными. Одна немецко-еврейская медсестра в ужасе наблюдала, как трое немецких солдат упокоились на военном кладбище. Священник появился, «благословил погибших парой слов… и исчез». После этого гробы были просто закопаны в землю «без лишней суеты». На кладбище больше не было никого, кто мог бы это засвидетельствовать, и никому, казалось, не было дела. «Вблизи смерть героя отнюдь не так красива», – размышляла она впоследствии⁴⁶.