— Это могло произойти спонтанно, — гнул свое Фаусту. — Медзенга встретился с Олегариу, чтобы выяснить у него, имеется ли завещание. А потом сообразил, что ему совершенно не к чему иметь в живых лишнего свидетеля.
Но и такой довод звучал для Жеремиаса неубедительно.
А затем из Рибейран-Прету вернулся Валдир и тоже высказал мнение, что Маркус Медзенга вряд ли причастен к убийству.
— Если бы он замышлял преступление, то не стал бы открыто расспрашивать в таверне о вас и Олегариу. Единственное, что его интересует, — это возможность получить наследство. Он мне сам об этом сказал.
— Не дождется! — вспыхнул Жеремиас и, вызвав к себе Фаусту, отдал ему указание: — Готовь текст завещания. Единственной наследницей является Мариета, но при одном условии: она должна выплачивать пожизненную пенсию всем моим нынешним сотрудникам. Я не хочу больше никого обидеть, как обидел Олегариу — моего единственного друга, который, несмотря ни на что, сохранил мне верность, даже перед лицом смерти.
Передавая слова патрона Рафаэле, Фаусту не скрывал своего неудовольствия таким решением, однако при этом не падал духом:
— Ладно, пусть будет только половина. Главное, чтобы он наконец подписал завещание и признал тебя законной наследницей. А там уж мы не станем с ним долго церемониться!
— Что ты задумал? — испуганно спросила Рафаэла.
— Ничего нового, — усмехнулся Фаусту. — Получим завещание, поженимся, а потом организуем старику сердечный приступ со смертельным исходом. У него ведь слабое сердце, это всем известно.
— Ты страшный человек, — сказала Рафаэла. — Тебе ничего не стоит отправить на тот свет и меня, чтобы единолично распоряжаться наследством. Нет, я не самоубийца, а потому никогда не выйду за тебя замуж!
— Что?! Я не ослышался? — угрожающе произнес Фаусту. — Ты вздумала бунтовать? В таком случае пойди к дядюшке и повинись перед ним. А я от себя смогу проинформировать его, что ты — обыкновенная авантюристка. Поверь, мне не сложно будет доказать, что ты не имеешь никакого отношения не только к Джакомо, но и к Бруну Бердинацци, за чью внучку себя выдаешь. Для этого достаточно запросить итальянское посольство.
Его угрозы подействовали на Рафаэлу отрезвляюще. Опустив голову, она молчала, и Фаусту даже счел нужным приободрить ее:
— Будь умницей, Рафаэла. Наберись терпения.
Чмокнув ее в щеку, он ушел готовить текст завещания, а Жудити, случайно услышавшая последнюю фразу, не удержалась от закономерного вопроса:
— Почему доктор Фаусту называет тебя Рафаэлой?
— Это у него шутка такая. Он цитировал какую-то пьесу, — после непродолжительного замешательства нашлась Рафаэла.
Но Жудити была далека от того, чтобы ей поверить.
— Ох, не нравится мне все это! Ты что-то скрываешь, голубушка! — сказала она. — Я не удивлюсь, если узнаю, что смерть сеньора Олегариу — твоих рук дело.
— Да ты совсем с ума сошла! — возмутилась Рафаэла. — Я знаю, что не вызываю у тебя симпатии, но всему же есть предел! Мое терпение может лопнуть.
— Хочешь сказать, что уберешь меня с дороги, как Олегариу? — спросила Жудити. — Он тоже в тебе сомневался и говорил об этом хозяину. Так вот, учти: я тебя не боюсь. Да и сеньор Жеремиас, думаю, тоже понял, кто ему друг, а кто — враг.
Она не сказала прямо, что поделится своими подозрениями с хозяином, но Рафаэле это и так было ясно. Жудити могла теперь не опасаться, что ее уволят так же, как Олегариу, потому что старик остро переживал собственную вину перед другом и второй раз подобной ошибки не допустил бы.
С ужасом ждала Рафаэла, что будет дальше. Ей даже пришло на ум бежать отсюда немедля, чтобы на нее и в самом деле не навесили это убийство. Но потом, правда сообразила, что в случае побега Фаусту не станет ее покрывать, а, наоборот, сделает все, чтобы свалить на нее собственное преступление. Нет, уж лучше оказаться разоблаченной в мошенничестве, чем попасть в тюрьму за убийство!
«У Жудити нет никаких улик против меня. И пусть она говорит, что хочет, а я все буду отрицать!» — наконец решила для себя Рафаэла.
Но к такой тактике ей не довелось прибегнуть, так как Валдир расшифровал предсмертную записку Олегариу и, показав текст Жеремиасу, захотел вновь допросить его племянницу.
— Позвольте мне сначала самому поговорить с ней, — попросил Жеремиас. — Почему-то я уверен, что со мной она будет более откровенной, нежели с вами.
— Только будьте осторожны, — посоветовал Валдир. — Если верить тому, что написал покойный, то от этой девицы можно ожидать чего угодно.
— Не беспокойтесь, я сумею постоять за себя, — сказал Жеремиас. — Подождите меня в кабинете, я скоро вернусь.
Он пошел в комнату к Рафаэле и протянул ей расшифрованную записку:
— Прочитай, пожалуйста, и скажи, что, по твоему мнению, имел в виду Олегариу, когда писал это.
Рафаэлу бросило в жар от прочитанного. Она поняла, что надо защищаться любой ценой, не щадя при этом Фаусту.
Жеремиас внимательно наблюдал, как меняется в лице племянница, но терпеливо ждал ее ответа. И Рафаэла наконец заговорила: