Роковое сходство

Он и сам не знал, как далеко его это заведет, не хотел даже задумываться. Погрузив одну руку в густой и плотный шелк ее волос, он ладонью другой погладил маленький тугой бутон соска, который нащупал сквозь платье. Ее пугливая покорность ударила ему в голову, едва не лишив остатков разума: никогда в жизни он ни одну женщину не желал так страстно, как эту.

Надо было ее отпустить, но он не мог… пока еще не мог… нет… не сейчас… это было не в его силах. Он прижал ее спиной к замшелому каменному столбу беседки. Ее глаза в лунном свете показались ему бездонными озерами. Анна застонала под его поцелуями, и этот беспомощный стон, ознаменовавший его полную победу, заставил Броуди позабыть о последних крупицах разума.

Только в эту минуту он наконец осознал, как глубоко она заблуждалась насчет его побуждений. Ник тут был совершенно ни при чем: Броуди думать не думал о соперничестве с мертвецом и не пытался восторжествовать над братом. Неловкими от нетерпения пальцами он начал расстегивать крохотные агатовые пуговички у нее на груди, пытаясь в то же время не прерывать поцелуя, и вдруг почувствовал соленую влагу у себя на губах, на лице, а потом и пальцах.

– Энни? – ошеломленно прошептал Броуди. – Почему ты плачешь? Что случилось?

Он сжал ее лицо ладонями, шепча слова утешения, целуя ее щеки и глаза.

От его нежности ей стало только хуже. Прерывисто дыша и поминутно всхлипывая, Анна отвернулась и высвободилась из его рук. Плач перешел в захлебывающиеся рыдания: она никак не могла остановиться. Какая-то тяжесть, комом застывшая в груди, таяла с каждым судорожным вздохом, но от этого ей не становилось легче. Броуди обнял ее сзади. Анна чувствовала, как он осторожно прижимает ее к своей груди, тихонько гладит, утешает.

– Не надо плакать, я этого не вынесу, – шептал он, жарко дыша прямо ей в волосы, стараясь смягчить пробегающие по ее телу судороги, принять ее боль на себя. – Если ты не прекратишь, я тоже заплачу. Учти, я не шучу. Я буду реветь белугой, и тебе станет стыдно.

Анна издала всхлипывающий смешок и снова заплакала. Броуди через плечо протянул ей свой платок, и она уткнулась в него носом.

– О господи, Энни, мне очень жаль. Прости меня за все. Похоже, что бы я ни делал, все причиняет тебе только боль.

По крайней мере он догадался, что означают ее слезы: она оплакивала Ника. Следуя его совету, она попыталась сделать вид, будто принимает одного брата за другого, и оказалось, что это невозможно. Теперь Броуди и сам не понимал, как мог – хотя бы на секунду! – ожидать чего-то иного. Все, что ему осталось, это крепко зажмурить глаза, прячась от собственной боли, и держать вздрагивающие от рыданий тоненькие плечики Анны. Надо проявить к ней участие, раз уж он больше ничего не может ей дать.

Но если Броуди считал, что о чем-то догадывается, то о самой Анне этого никак нельзя было сказать. Она понятия не имела, чем вызваны ее слезы. Знала только, что в душе у нее что-то умерло. Это было нечто необъяснимое – последняя преграда, до сих пор державшая ее на безопасном расстоянии от Броуди. И вот она рухнула. Анна была в смятении, ее охватило страшное чувство вины. Только одно она понимала совершенно отчетливо: ей следует скрывать эту неожиданную слабость, прятать ее глубоко-глубоко в самом дальнем, самом дальнем уголке своего сердца и молить Бога, чтобы Броуди о ней не проведал. Отныне только его неведение спасало ее от гибели.

Он убрал руки и отступил на шаг назад. Анне вдруг стало холодно, она обхватила себя руками. Голос Броуди прозвучал мрачно и торжественно.

– Я больше не стану этого делать, и вам не надо ни о чем беспокоиться. На этот раз я говорю правду. Клянусь, я больше вас пальцем не трону. Даже в шутку.

Подняв глаза к холодным, равнодушным звездам, она произнесла прерывающимся от недавнего плача шепотом:

– Спасибо…

– Я сейчас уйду в дом. Но если вы хотите уйти первой, я мог бы…

– Нет-нет, все в порядке, вы…

– Я мог бы подождать, пока вы…

– Нет, вы идите, а я постою еще минутку.

– Вы уверены?

– Да.

Последовало неловкое молчание.

– Ну хорошо. Спокойной ночи.

– Спокойной ночи.

Она услыхала, как он прошел мимо, и повернулась спиной: ей не хотелось провожать его взглядом. Звук его шагов долго не затихал в ночной тишине, а когда он наконец растаял, Анна почувствовала себя одинокой, как никогда в жизни, хотя с детства привыкла к одиночеству.

Глава 12

28 мая 1862 года, Рим

– Вам совершенно незачем спускаться, дорогая, мы можем попрощаться здесь.

– Нет, Эйдин, я хочу вас проводить. Позвольте мне только захватить шаль. Я… Прошу прощения.

Последние слова были адресованы Броуди, оказавшемуся между нею и стулом, на котором висела шаль. Анна обошла его стороной, бросив лишь мимолетный взгляд на неподвижное, настороженное лицо. Она подхватила со спинки стула свою кружевную мантилью и первая спустилась по лестнице в цокольный этаж виллы «Каза Роза», арендованной ими в Риме. Броуди, О’Данн и Флауэрс последовали за ней.