Роковой круиз

Она просыпалась в панике и с изумлением обнаруживала, что находится в безопасной гавани своей накрахмаленной белоснежной постели, в то время как ее сны были сырыми и грязными, от них несло болезнью и потом, а бесконечные волны, поднимаясь и опускаясь, укачивали ее и уносили в ночь.

Несмотря на все это, на то, что воспоминания охватывали ее всякий раз, когда она проезжала мимо дома Холли или по ошибке начинала набирать ее номер, жизнь во всех ее проявлениях доставляла ей неописуемое удовольствие.

Трейси трудно было заставить себя вновь взглянуть на фото.

Наконец она это сделала.

Ленни шутливо накрыл свою лысеющую голову газетой, демонстративно защищая ее от солнца. Оливия была расплывчатым пятном, в котором угадывались ее кремово-черная вуаль, сливочного цвета кожа и огромные солнцезащитные очки, сверкнувшие, как кристаллы черного льда, в момент, когда она обернулась к Кэмми. Ах, Кэмми! С неестественной ухмылкой она скосила глаза на Мишеля, небрежно играющего мускулами обнаженного корпуса и изображающего из себя супермена. Длинные темные волосы Кэмми продеты под застежку ее кепки «Чикаго Кабс». На ней бирюзовый купальник, который медикам пришлось с нее срезать. Вот он, опять новехонький и сверкающий, ничем не напоминающий засаленную и забрызганную кровью тряпку, которую они положили в больничный пакет и отдали Джиму. Он швырнул пакет в урну у входа, и этот момент репортер из местной газеты запечатлел на пленку.

Трейси поймала себя на том. что подумала, какой красивой была Кэмми, когда она была... молодой. Какая ерунда! Кэмми девятнадцать лет. Ей по-прежнему всего девятнадцать лет. Они обе стали старше всего на шесть недель. И все же им казалось, что они постарели. Мыслители были правы. Время для всех течет по-разному. Для влюбленных оно проносится мимо с жестокой неотвратимостью. Для тех, кто ждет, оно еле тащится.

Как можно охарактеризовать время, в котором они были подвешены семнадцать дней, показавшиеся им вечностью?

Чушь, подумала Трейси. С каждым днем Кэмми все более напоминала себя прежнюю. Ее дочь набрала десять фунтов. Когда Трейси заглядывала к ней ночью, чтобы убедиться, что с Кэмми все в порядке, она больше не натыкалась на ее затравленный взгляд. Обычно Кэм еще не спала и просто лежала, вцепившись пальцами в гладкую белую простыню, под которой едва угадывались контуры ее тела. На легком бугорке ее живота неизменно лежала открытая книга — очередной триллер, к которой она даже не прикоснулась. Она по-прежнему не любила спать по ночам. Те, кто не знал об их приключении (неужели такие действительно были?) одобрительно отзывались о задорном темном ежике, покрывавшем теперь голову Кэмми. Хотя вслед за комплиментом многие закатывали глаза и восклицали: «Ох уж эти дети!», а затем добавляли: «Как она могла отрезать такие восхитительные волосы?» Ответом на этот вопрос была история, которую Трейси всячески избегала рассказывать. Как правило, ей это не удавалось.

Да, Кэмми была прекрасна, как эльф, и ее глаза походили на огромные загадочные озера в обрамлении отрастающей шевелюры.

Она была, вдруг поняла Трейси, точной копией Оливии.

Трейси плотно прижала ладони к вискам.

— Что случилось, мам?— пробормотала Кэмми, входя в кухню. Ее разбудил звонок в дверь. Она нередко засыпала только под утро, а потом полдня спала, зачастую в кровати Трейси, до которой с утра не доставали лучи солнца. Раз в неделю, обычно после визита к психотерапевту, она говорила Трейси, что врач опять уверял ее: фантазии, не позволяющие ей спать по ночам, со временем отступят. А пока вполне естественно, что она вновь и вновь просматривает один и тот же фильм, каждый раз придумывая новое окончание. Это обычная реакция жертв преступлений и тех, кто выжил после стихийных бедствий и аварий. Психотерапевт говорила, что это является частью процесса исцеления. Во втором семестре, когда Кэмми вернется в колледж, большая часть воспоминаний сократится до размеров точки, постепенно исчезающей вдали.

Пока же отделяющее Кэмми от страшных событий расстояние было реальным только во время ее бодрствования. Засыпая, она опять оказывалась в беспомощном и униженном состоянии на залитой солнцем палубе «Опуса».

— Тегя Холли, — прошептала Кэмми, проводя пальцами по контуру дорогого ей лица. — Мам, посмотри, какой красивой и молодой она была... — Кэмми осеклась, как будто сосредоточившись на отдаленном звуке, источник которого она пыталась определить. Внезапно она вернулась, ее глаза прояснились. — Ты должна вставить это в рамочку, — сказала она.

— Наверное, я так и сделаю, — ответила Трейси. — Тебе прислали такую же.

— Ты думаешь, их прислала Мехерио? — спросила Кэмми. Она присела на стул и потерла лоб кончиками ухоженных пальцев. Трейси обратила внимание на то, что дочь не пользовалась лаком и не пыталась придавать ногтям хоть сколько-нибудь изысканную форму. Ногти Кэмми были аккуратно подстрижены и приглажены пилочкой ровно настолько, чтобы не цеплять одежду.

— Я думаю, фотограф.