Роковой мужчина

Оз пересказал мне свой сон, и я испугался. Ему снилось, что он зашел в номер в каком-то отеле и обнаружил меня в постели с женщиной. Эта женщина была очень стройной, бледной, и с прической в стиле Луизы Брукс, похожей на черный шлем. Он так и сказал: «Черный шлем». Мне стало страшно. Должно быть, он понял мое состояние по интонациям голоса.

– Что… что произошло дальше?.. Что ты сделал? – я должен был знать!

Оз очень смутно помнил, что происходило во сне. Кажется, женщина встала с кровати, надела черное шелковое платье и ушла.

– А потом? – продолжал я расспросы. – Ты должен вспомнить.

Но Оз не мог вспомнить.

Пробка рассосалась. Женщина в черном снова завладела моими мыслями. Я был свидетелем несчастного случая. У меня появилось чувство, что я принимал в нем участие. Сон Оза напугал меня.

Место, где я оставлял машину, было заблевано. По воскресеньям Беверли-Хиллз превращается совсем в другой город. Направляясь по коридору к своему офису, я все еще размышлял над сном Оза. Наверно, случайное совпадение.

Подойдя к офису, я наткнулся на Кэт Мэддокс – психотерапевта, занимавшую кабинет рядом со мной.

– Мэсон, ты чудесно выглядишь.

– Кэт, мужчины с возрастом не становятся красивее.

Приметно с год назад мы случайно столкнулись у дверей туалета в конце коридора и впервые разговорились. До того при встречах мы только кивали друг другу. Кэт была сорокалетней женщиной академического типа – типичный синий чулок.

В тот же вечер, покидая свой офис, я заметил, что дверь ее кабинета открыта. Кэт собирала бумаги. Глядя на нее и ее кушетку, я не устоял перед искушением. Мы несколько часов трахались до умопомрачения, а затем пообедали в «Мандарине» на другой стороне улицы. Затем вернулись в мой офис, чтобы продолжить свои забавы. Но я чувствовал, что Кэт хочет, чтобы с ней обращались пожестче. Я не был к этому готов. Для меня это был тяжелый труд, а не удовольствие. Судя по всему, она тоже понимала это. Теперь при встречах мы только обменивались шутками.

– Ты зря тратишь время, – сказала она. – Тебе надо стать актером.

– А тебе надо стать натурщицей и позировать в обнаженном виде, пока ты не усохнешь от старости.

Мы посмеялись и разошлись.

Дверь офиса была заперта. Значит, Алексис, мой секретарь, еще не пришла. Странно. У нас с Алексис было заключено соглашение: по понедельникам она всегда приходит в полдевятого, зато по пятницам может уходить в четыре.

Я нашарил в кармане ключ. Алексис работала у меня с тех пор, как я завел агентство. Она была скучной и занудной женщиной, зато деловитой, и на нее можно было всецело полагаться. Изредка у нее случались болезненные колики, и она не выходила на работу день-другой, но не более. У нас с ней сложились очень хорошие отношения.

К компьютеру был прислонен конверт с надписью «Мистеру Эллиотту». Я ощутил приступ паники, вспомнив письмо в отеле, хотя сейчас адрес был напечатан, а не написан от руки. Я разорвал конверт и прочел послание. Алексис напечатала его на принтере на фирменном бланке «Мэсона Эллиотта и Компаньонов».

«Дорогой мистер, Эллиотт,

Я провела почти все выходные в офисе, сочиняя это письмо, пока вы ездили в Нью-Мексико. Не сердитесь на меня. Но я больше не могу работать с вами.

Много месяцев подряд меня преследовали видения (я только так могу назвать это). Я сидела за столом, отвечая на звонки, и чувствовала, как ваши руки обнимают меня, ваши пальцы трогают мои волосы и тело.

Конечно, мой разум понимал, что вы никогда не прикасались ко мне, но мои чувства говорили об обратном. Я ничего не могла с собой поделать. Я не знаю, что вы заметили в тот вечер, когда мы обедали в «Империал-Гарденз», но я не могла сдержать слез. Я чувствовала себя ужасно. Я знаю, что слишком много выпила. Но ничего не могла поделать.