Роковой подарок жениха

Инок Макарий потерял покой и сон, даже молитвы не приносили ему прежнего умиротворения. Напрасно он изнурял себя постами и непосильным трудом. Демоны, овладевшие его мыслями, не желали сдаваться.

– Что с тобой, брат? – забеспокоился Феодосий. – Не захворал ли, часом?

– Авель из головы не идет… Едва веки сомкну, а он уж тут как тут, стоит в углу кельи и сверлит меня угольным взглядом…

– Спаси, Господь и Пресвятая Богородица! Ты молитвы читал? Ладаном углы окуривал? Святой водой сбрызгивал?

– Все делал…

– А что Авель?

– Приходит… Белый, длинный, аки жердь, космы седые развеваются, а сам колышется… Рта не раскрывает, а я его все одно слышу! Бубнит и бубнит про житие свое и страдания…

– Чего ж ему надобно? – испугался старый монах.

– Скучно ему, муторно, поговорить хочет…

– С тобой?

– Выходит, со мной. Я сам беду накликал! Зачем я тебя слушал? Речи твои греховные до души допускал?

– Ты меня пытал про Авеля, я и сказывал, – обиделся Феодосий. – Коли он в твою келью повадился, тебе и ответ держать. Видно, помыслы твои нечисты…

Макарий смиренно опустил голову и пригорюнился. Разговор этот происходил по дороге в трапезную, где братию ожидало праздничное угощение в честь основателя монастыря.

Когда они вошли, перед иконостасом уже горели свечи, молодой голосистый инок пел тропарь[20] дня. Столы были накрыты белыми скатертями, обильно уставлены блюдами с едой: рыба вареная и жареная, горох, каша, пирожки с яйцами и медом, свежий хлеб, квас. Игумен благословил трапезу и раздал братии принесенные из церкви просфоры[21]. Монахи, крестясь, рассаживались за столы.

Макарию, несмотря на длительное воздержание от пищи, не хотелось есть. Он с трудом заставил себя прожевать просфору. Феодосий, наслаждаясь угощением, с тревогой поглядывал на него.

После обеда прозвучала благодарственная молитва, и братия направилась в церковь. Там Макарий под неусыпным оком Феодосия, едва шевеля губами, послушно пел псалмы…

– Полегчало тебе? – украдкой шепнул старший инок и не услышал ответа.

Макарий потупился и молча зашагал в келью, отдохнуть до следующего богослужения.

Закрывшись у себя, он лег на твердое ложе и позволил мыслям вырваться на свободу. Дух Авеля, которому, по всей видимости, наскучило безделье, искал собеседника. То, что монах-прорицатель не успел записать на страницах «Книги бытия», просилось наружу.

– Почто ты меня искушаешь? – робко осведомился инок у призрака.