Роковой романтизм. Эпоха демонов

Все мы родом из детства, и детство, душевные травмы, полученные в этот «золотой» период, определяют всю нашу дальнейшую судьбу. Одаренный мальчик рос в бедной семье: его отец — школьный учитель Франц Теодор — происходил из крестьянского рода, а мать — повариха Элизабет (урожденная Фиц) — была дочерью ремонтника из Силезии. Помимо Франца супруги воспитывали еще четверых ребятишек (из 14 родившихся детей 9 умерли в младенческом возрасте). Только представьте себе этот настоящий конвейер смерти, совершающийся перед глазами будущего гения. Можно предположить, что патологическая застенчивость Шуберта была обусловлена страхом, он старался вести себя как можно тише, чтобы не привлечь к себе внимание всесильной дамы с косой. А его молчаливость — результат травмы другого рода. Заметив талант своего сына, который в семилетнем возрасте музицировал на клавишах без изучения нот, родители определили Франца в церковно-приходскую школу Лихтенталя, где мальчик пытался освоить игру на органе, а М. Хольцер обучал юного Шуберта вокальному искусству, которое он освоил на славу. Когда будущему композитору исполнилось 11 лет, он был принят хористом в придворную капеллу, находившуюся в Вене, а также зачислен в школу с пансионом Конвикт. В учебном заведении Шуберт ревностно постигал музыкальные азы, однако математика и латинский язык давались мальчику худо. Когда Францу исполнилось 13 лет, он самостоятельно написал свое первое серьезное музыкальное сочинение, а уже через 2 года с юношей стал заниматься признанный композитор Антонио Сальери, который даже не брал с молодого Франца денежного вознаграждения. Курьез музыкальной жизни в Вене заключался в том, что у Бетховена, Шуберта, Листа и даже у Моцарта-младшего, сына Моцарта, был один учитель музыки, и звали его Сальери. Интересно, миф об убийстве Моцарта уже бытовал в это время или нет? А мрачная тень завистника-убийцы смогла уже вырасти до зловещих размеров за плечами учителя Шуберта? В любом случае, это очень походило на интригу какого-нибудь романтического аффектированного романа. И если слухи к этому времени уже поползли по всей Вене, то что должен был испытывать застенчивый юноша, когда уроки музыки ему давала такая легендарная личность? Известно лишь одно: звонкий мальчишеский голос Шуберта стал ломаться. Слабая, тоненькая связь с музыкой оборвалась. Травма детства. Может быть, отсюда и берет свое начало умение Шуберта творить великие мелодии в полной тишине? Замечательный французский писатель Паскаль Киньяр в одной из своих книг, «Уроки музыки», пишет, что большое количество великих композиторов-мужчин объясняется тем, что каждый мальчик переживает ломку голоса в период полового взросления. Женщин эти травмы минуют и до конца дней своих они могут сохранить ангельские интонации детства. Мужчины же, тоскуя по утраченному раю, пытаются вернуть его с помощью творчества, воспроизводя райские интонации детского голоса, голоса ангела, при помощи сочиненных нотных знаков. В подобных рассуждениях есть своя доля правды, ведь именно Шуберту принадлежит знаменитая «Аве, Мария!», это совершенное воплощение тоски по утраченному раю. Молодой Франц Шуберт по понятной причине был вынужден покинуть Конвикт. Что творилось в этот момент в его душе? Пройдет время, и он напишет свой знаменитый песенный цикл «Зимний путь», который он сам будет ассоциировать с ужасом, то есть с аффектированным выражением страха. Но теперь ему предстояло забыть о музыкальной карьере и начать думать исключительно о хлебе насущном. Отец Франца мечтал, чтобы тот поступил в учительскую семинарию. Шуберт не смог противостоять воле своего родителя, поэтому после окончания учебы стал работать в школе, где преподавал азбуку младшим классам. Так и стоит перед глазами образ застенчивого гения. С одной стороны, он ощущает в себе огромный дар, дар, который неожиданно потерял голос, способность к самовыражению, а с другой — полное подчинение чужой воле, воле родителя, думающего лишь о том, как прокормить своего сына, одного из четырех детей, девять из которых он так и не смог уберечь и удержать на краю могилы. Бедного простого отца здесь можно понять. Им руководит древнее стремление к сохранению собственного рода, стремление, унаследованное еще с темных первобытных времен. Но этот мощный инстинкт самосохранения сталкивается с так называемой мягкой силой гения. Представляю себе этого немного пухлого с нелепыми кудряшками на голове, с очками на переносице застенчивого юношу, любящего отца своего и мать и прекрасно понимающего, что ему не вырваться из этих свинцовых обстоятельств действительности и никогда не вернуть свой потерянный рай. И вот в этот переломный момент с юным Шубертом приключилось самое настоящее волшебство, по крайней мере, именно так он рассказывал об этом своим друзьям, на ходу придумывая романтическую легенду. Впрочем, для романтика мир воображаемый и мир реальный — это два существующих параллельно мира, граница между которыми весьма размыта. Итак, идя по улице, юный Франц встретил женщину в старинном наряде и с высокой прической. Та предложила ему выбрать свою судьбу — либо работать учителем, быть никому не известным, но прожить при этом долгую жизнь; либо стать великим музыкантом, но умереть молодым и в бедности. Франц выбрал второй. Застенчивый, аутичный, одинокий, он, слабый исполнитель чужой воли отца, восстал против этой самой воли. Вроде бы простая драма в семейном курятнике, этакая буря в стакане воды. А может быть, это частное проявление того самого романтического бунта против воли Отца своего? Как знать, как знать? Но без отца Шуберт все равно жить не смог, и теперь ему пришлось найти нового родителя, Отца истинного, духовного, такого же бунтаря, как и он сам. И в музыкальной Вене это оказалось возможным.