Не могу сдержать усталой усмешки. Эта своенравная девчонка просто невыносима, но в то же время я на клеточном уровне питаюсь исходящими от нее искрами, пью ее жизненную силу, которая непрерывно вырывается наружу. Она — бурлящий сосуд непокорности, и я не знаю, стоит ли вообще усмирять этот вулкан. Ведь притягивает меня к ней именно внутренний огонь. Роксолана как коллекционный бурбон, а мгновение перед первым глотком и есть настоящий кайф. Это сладостное предвкушение чарующего момента заставляет ощущать себя живым и испытывать весь спектр эмоций. И сколько мучиться в этом чувственном томлении, выбирать только мне. Сола рядом, и я могу взять ее прямо сейчас, но не хочу упускать бушующий ураган, что каждый раз выносит меня за грань дозволенного. И не хочу сломать ее, окровавленными руками убить в ней жажду жизни. Да, это и неизбежно, но пока есть время, я буду наслаждаться каждым мгновением. Буду пить ее, словно эликсир молодости. Смеюсь сам над собой. Седина в голову, бес в ребро. Старый дурак поддался чарам молодой девчонки. Она так глубоко забралась в мою душу, которую долгие годы считал мертвой, что теперь я оказался в неизведанном плену.
— Тебе смешно? — хмурит она лицо, грозно скрещивая на груди руки. — Знаешь, что…
— Помолчи, Сола, — обрываю ее тираду нетерпеливым жестом. — Я знаю, что у твоей бабушки проблемы со здоровьем. — От резкой смены темы Сола на секунду каменеет, но потом ее глаза широко распахиваются, а поза напоминает оголенный провод под напряжением. Понимая, что сейчас бью в ее слабое место, с невозмутимым спокойствием продолжаю: — Хочу предложить тебе своего рода бартер.
— Откуда ты знаешь про мою бабушку? — растерянно спрашивает она и нервно теребит пальцы.
— Мне известно даже больше, чем тебе, девочка. Например, то, что она обманывала тебя, когда говорила, что принимает лекарства. — Сола шумно втягивает воздух. — Сейчас она в реанимации, но состояние стабильное.
— Ч-что ты такое говоришь… — она прикрывает рот ладонью, хлопая ресницами, и отрицательно мотает головой, — ты лжешь… Матвей каждый месяц посылал моей бабушке деньги на лекарства…
— Сола, — раздраженно выдыхаю, — ты еще не поняла, что мой сын просто тебя использовал?
— Какой кошмар! — Девушка обхватывает голову руками, пальцами зарываясь в волосы. — Нет, я не верю, он бы не поступил так со мной…
Я достаю из внутреннего кармана пиджака телефон и, набрав нужный номер, протягиваю ей.
— Позвони. Мне нет смысла врать, Сола, не нужно придумывать ложь, чтобы держать тебя здесь. Но я хочу договориться по-человечески, чтобы твое проживание было комфортным и для тебя, и для меня. — Трясу перед ней мобильником. — Звони. Надеюсь, после этого разговора ты поймешь, что я заслуживаю определенного доверия и уважения.
Девчонка неуверенно берет из моих рук телефон и подносит его к уху. Я удаляюсь из кабинета, давая ей время переварить информацию, которую она сейчас узнает.
Захожу в гостиную и замираю перед камином, сосредотачиваясь на играющих языках пламени. Завтра мне предстоит лететь в Америку. Грядет война с Каморрой, и мне потребуются сторонники. Здесь искать их небезопасно, как и доверять кому-либо, крысы-то еще не найдены. Мысленно настраиваюсь на то, что придется оставить Солу одну. И пусть она будет под контролем и круглосуточной охраной, внутри все равно неприятно свербит.
— Ушел в отрыв с новой игрушкой? — Ехидный вопрос Орнеллы разбивает вдребезги умиротворяющую тишину. — Не отвечаешь, не перезваниваешь. — Цоканье каблуков приближается, и вскоре тонкие руки обнимают меня со спины. — Я ведь скучаю, — мурлычет она мне на ухо и слегка прикусывает шею.
— Орнелла, тебе прекрасно известно, что я позвоню сам, когда ты мне понадобишься. — Расцепляю руки и поворачиваюсь к ней лицом.
В голубых глазах медленно собираются грозовые тучи. Эта женщина — собственница во всем и наивно полагает, что имеет право клеймить меня. Знаю ее много лет. Хладнокровность и коварство Орнеллы убили уже не одного мужчину, но на меня ее чары не действуют, с ней можно хорошо потрахаться, но не больше. Она ни разу не овладевала моими мыслями, а женщина, которая не заставляет меня думать о себе в ее отсутствие, априори никогда не станет моей спутницей. К тому же у меня жизненный принцип: не заводить отношений с теми, с кем ведешь бизнес. Она из богатой семьи Бертини, занимающейся импортом и экспортом алкоголя, а я получаю процент за то, что крышую ее ненасытного папашу. Сама же Орнелла работает главным переводчиком в одной из моих компаний.
— Мне звонил Маттео. — Прочистив горло, она отходит к окну, делая вид, что мой отказ совершенно ее не задел. Но я слишком хорошо знаю эту женщину.
Тот факт, что гаденыш просил ее о помощи, безжалостно вспарывает мои вены. Я прикрываю глаза, пытаясь подавить гнев. Меньше всего мне хочется, чтобы в проблемы внутри семьи оказались вовлечены посторонние.
— И чего же он хотел?
— Помощи. Твой сын допустил ошибку, и ему страшно, Рафаэль.
— Ты пришла молить о пощаде этого щенка?!
— Я пришла вразумить тебя.