Она посмотрела на меня с упреком. Я была уверена, что она считает меня дезертиром, и содрогнулась при мысли о том, каково ей будет в этом мрачном доме. Мне казалось, что для нее нет ничего хуже, чем оставаться там. Я надеялась на Смита и Нэнни Керлью и поговорила с ними перед отъездом.
В Лондон я вернулась в грустном настроении. Ланс радостно приветствовал меня. Он сказал, что счастлив видеть меня снова, что много выиграл и стал богаче на несколько тысяч. Я не обрадовалась новостям, так как он играл при высоких ставках и я чувствовала, что рано или поздно результаты игры могут стать катастрофическими.
Эмма радушно приветствовала меня, и было приятно вновь видеть маленького Жан-Луи. Несмотря на постоянные опасения, связанные с азартной игрой Ланса, я была бы очень счастлива, если бы только смогла привезти с собой Сабрину.
Ланс заметил мою озабоченность, и вскоре я рассказала ему обо всем.
- Если бы я могла привезти ее с собой, мне было бы сейчас легко. Я уверена, что сделала бы из нее нормального ребенка, если бы она побыла у меня.
- Ты - маленькая фея, - сказал он добродушно, и я почувствовала горечь разочарования, так как поняла, что ему, в сущности, нет дела до Сабрины. Он всегда был добр; он вовсе не препятствовал бы пребыванию у нас Сабрины в качестве моего ребенка, если бы я смогла доставить ее сюда, и она чувствовала бы себя тут, как в своем доме и как член семьи; но в то же время его не особенно заботило, что с нею происходит. Ему были присущи легкомыслие и беззаботность, и это распространялось на все, что касалось его.., за исключением игры.
В одном отношении это легкомыслие представляло достоинство, так как Ланс не огорчался даже из-за своих неприятностей. Когда я вспоминала, как близок он был к разрешению после краха "Компании южный морей", меня всегда поражала его реакция. Я только позднее узнала, что он был на грани банкротства. Он всюду одалживал деньги, но продолжал жить по-прежнему расточительно. Таков был Ланс.
Быть может, именно благодаря Сабрине я начала чувствовать смутное неудовлетворение моим замужеством. Сначала я не допускала этого чувства. У меня был наидобрейший и самый снисходительный муж. Я старалась не замечать поверхностного образа нашей жизни. Теперь я начинала чувствовать, что в ней не хватает глубины. Но это было только смутное ощущение, так как мои мысли были заняты бедственным положением Сабрины.
Каждый день я думала о ней и мне хотелось попросить Смита или Нэнни Керлью написать мне и сообщить о том, что у них происходит. Но ни один из них, как мне казалось, не был бы хорошим корреспондентом. Я могла бы попросить Присциллу, но она была в это время очень озабочена здоровьем своих родителей.
Наконец я поговорила о Сабрине с Жанной. Жанна все поняла.
- Бедняжка, - сказала она. - Как жестоко заставлять ее чувствовать себя убийцей. Мужчины... Я не знаю. У них нет здравого смысла, если вы спросите меня. Этот господин Джереми очень скверный. Он - плохой отец своему ребенку.
- О, Жанна, - сказала я, - как мне хотелось привезти ее с собой.
- Она вырастет озлобленной.., как это сказать?.. Будет иметь зуб на целый свет.
- Да, я думаю, ты права, Жанна, и я беспокоюсь за нее.
- Для одних жизнь тяжела, - добавила Жанна, качая головой, - а для других она легка. Мадам Эмма решает свои проблемы с легкостью... Она знает, как устраивать свой дом. Хитрая, как стая обезьян.
Жанна опять перешла на французский, как всегда, когда нервничала, поэтому я поняла, что она тоже беспокоиться о Сабрине.
- Мне она никогда не нравилась, - завершила Жанна свою любимую тему об Эмме. Но, по крайней мере, я смогла поговорить с ней.
- Милая Жанна, - сказала я ей однажды, - не знаю, что бы я делала без тебя.
- Не беспокойтесь об этом, - ответила она. - Даже дикая лошадь не оттащит меня от вас.
Я ждала новостей из Эверсли. Присцилла время от времени писала, но ее письма в основном касались Карлтона и Арабеллы. Я сделала вывод, что она почти постоянно живет в Эверсли-корте и подумывает о приглашении туда своего брата Карла. Она писала, что мельком видела беднягу Джереми. "Он так грустен, добавляла она, - и я не думаю, что он хочет кого-нибудь видеть".
Таким образом мое беспокойство о Сабрине не проходило. И я уже сказала себе, что снова должна ехать в Эндерби, когда вдруг получила письмо от Присциллы. Оно оказалось для меня потрясением.
"Моя дорогая Кларисса!
Здесь произошла ужасная трагедия..."
Слова прыгали перед моими глазами, и в течение нескольких секунд я не могла читать, так как боялась узнать, какая беда случилась с Сабриной. Но письмо было не о Сабрине, хотя происшедшее событие должно было сильно повлиять на ее судьбу.